Крестьянский труд, как наиболее неблагодарный в плане поощрения и обилия разнообразных повинностей, все же имел некоторые послабления. Так до конца 17 века крестьяне активно пользовались некоторой юридической независимостью копных судов, а также часто имели возможность решать имущественные споры даже со своими хозяевами.
Суровые будни крепостного крестьянина, душещипательно описанные литераторами, часто не совсем соответствуют данным массы документов 16 и 17 веков.
Крестьянин ВКЛ и Речи Посполитой был человеком, который свои права воспринимал на основании традиций и любое отклонение от нормы был готов оспаривать до бесконечности. Потрясающие подробности взаимоотношений между крепостными и управляющими имений дают судебные документы (крестьяне не меньше остальных жителей ВКЛ любили судиться).
Гораздо чаще проблема формулировалась по другому. D пылу конфликта в ход шли все возможные предметы, а бить можно было только веревкой или плетью, но ни в коем случае не тростью, кочергой или оглоблей. Управляющих за такое нарушение штрафовали.
Более суровая ответственность (в денежном эквиваленте) наступала за серьезные побои и травмы. Согласно существовавшей практике, любое физическое наказание не должно было приводить к смерти или к потере трудоспособности. Запрещалось также бить до крови. И все же сохранилось немало документов в которых отмечаются случаи, когда крестьяне поднимали настоящие мятежи в пользу своих хозяев.
В городах широкое распространение получил поденный труд. С начала весны туда стягивалась целая армия желающих найти временную работу, что в свою очередь создавало беспорядок и путаницу в городских финансах, временные квартиранты не платили налоги и ухудшали и без того неблагополучную криминогенную обстановку в городах.
Решение нашлось уже при Сигизмунде Августе. В Вильне была создана своеобразная биржа труда: только в определенные дни и часы рабочие должны были собираться на Ратушной площади, куда приходили и работодатели. За нарушение такого порядка полагался приличный штраф. В результате сформировалась традиция найма на Ратушной площади, существовавшая до второй половины 19 века.
Внутри корпораций трудовые отношения регулировались цеховыми уставами. Главную роль играло собрание мастеров. При всей, казалось бы, социальной незащищенности подмастерья и ученики нередко могли дать отпор зарвавшимся мастерам.
В 1667 году рижский портной Ян Вернике прибыл в Вильну с намерением открыть свое дело. С собой он привез на продажу 19 лососей. Виленский портной-мастер Кристиан Вейнрейх предложил Вернике поработать у него, а заодно и продать лососей и лошадь. Деньги он обещал заплатить позже, а самому Вернике предложил оплату несколько большую, нежели было принято.
Предложение было заманчивым, и рижанин согласился. Но ни денег за лососей, ни за лошадь, ни собственной заработной платы Вернике в срок так и не получил. Более того, в ответ на свои законные требования он услышал площадную брань и угрозы. Пришлось рижанину переходить к другому мастеру.
Через некоторое время он вновь отправился за деньгами, но получил грубый отказ с обещанием плетей в случае повторного обращения со своими требованиями. Эти угрозы слышал другой работник Вейнрейха, Адам Рейтер. Решив не испытывать судьбу, он так же попробовал сменить мастера. По мнению Вейнрейха, это уже был едва ли не мятеж. Он обратился с жалобой к цеховым старшинам и мастерам.
Посовещавшись целый день, они пригласили на оглашение вердикта и Вернике и Рейтера. А вердикт был таков: Вернике оказался сам во всем виноват и присуждался к порке, которую должны были произвести 12 мастеров. Услышав такое решение, рижанин пытался спастись через окно, но его схватили и стали избивать прямо в висячем положении.
Рейтер также попытался сбежать, но и его догнали и едва не удавили его же собственным шейным платком. Подмастерья (товарищи) увидев избиение попытались отбить несчастных, за что сами подверглись нападению мастеров. Впрочем до побоища дело не дошло, т.к. подмастерья продемонстрировали редкое самообладание, обращались к мастерам (несмотря на удары) особенно почтительно и только продемонстрировали оружие, что в итоге и погасило конфликт.
Особенно сложными были отношения между рабочими и нанимателями в строительной сфере. Иностранные мастера часто сталкивались с препятствиями административного характера, за которыми слишком часто можно было заметить происки не заинтересованных в серьезной конкуренции местных мастеров.
Слишком частые обращения со стороны строителей к власти с просьбой облегчить ситуацию привели лишь к тому, что стали заключаться договоры непосредственно между самой властью и ответственным за строительство, предоставляя последнему часть будущей прибыли от постройки. С другой стороны, все финансовое бремя ложилось на плечи подрядчика.
Показателен в этом случае пример Ульриха Гозия. Он на свои средства строил мост через реку, (за обещанный мостовой сбор, заканчивал строительство уже сын Гозия), взялся за строительство госпиталя, а также ему была заказана самим королем мельница. Тут оказалось, что капиталы Гозия не бесконечны, прибыль от моста была только в перспективе, но сильно рассчитывать на нее было просто безответственно (жители предместья Рыбаки наладили свою «нелегальную» и соответственно более дешевую переправу), поэтому Гозий обратился за финансовой помощью к формальным хозяевам земли, где планировалась строительство королевской мельницы, к церкви. Ему отказали.
Заняв крупные средства, Гозий все же закончил строительство, но наотрез отказался выплачивать часть прибыли от работы мельницы епископу. Конфликт набирал обороты и в результате церковные иерархи, не будучи в силах сломить упрямого строителя, подвергли Ульриха Гозия интердикту и анафеме( один из сыновей строителя стал впоследствии кардиналом и страстным сторонником контрреформации). Чтобы примирить стороны пришлось вмешаться королю.
В несколько более выгодном положении стояла такая категория работников, как слуги. Зачастую, кроме возможности несколько злоупотреблять доверием хозяев, в особенно богатых домах они могли сделать совершенно неплохую карьеру. Им в награду за службу доставались денежные средства, а порой и весьма ценное имущество. Так слуга Софьи Гаштольдовой, некто Блажюс Галюс получил от своей хозяйки целый дом в центре города и немедленно превратился в богатого мещанина Блазиуса Галла.
