И предтеча советской власти Робеспьер и их последователь Гитлер меркнут перед жестокостью и продолжительностью советской тирании.
Вместе с Первой мировой войной это была самая большая геополитическая катастрофа для цивилизации старой Европы. Вопреки словам Владимира Путина будто самой большой геополитической катастрофой даже для самой России был развал СССР, на самом деле такой катастрофой был не развал, а появление СССР. После этой трагедии и европейская политика версальских глупостей только катилась в сторону Второй мировой войны, позволяя на Востоке неумолимо расти и укрепляться своевременно не уничтоженному монстру – Советской России.
Сегодня многие люди, если спросить у них, в чем было зло большевистской революции в России, скорее всего, ответят, что оно кроется в жестокости и коммунизме, который, ну, может быть… А, может, и не в коммунизме. А, может, и не в жестокости. Может, люди как раз и хотели этого, вот ведь и с Литвой в 1920 г. Ленин подписал договор. Но позже все пошло коту под хвост, поскольку Сталин был плохим. Одним словом, многие сказали бы, что какая-то проблема с 1917 г. в России точно была. Это как с Лох-несским чудовищем: вроде что-то страшное, вроде известное и его посещают, когда бывают в тех местах, но – ай, ерунда.
Конечно, есть и более интеллектуальные предположения, которые порой отвечают потребностям информационной войны с Россией (как мы сейчас называем чистую пропаганду). В соответствии с ними, российскую революцию и гражданскую войну оценивают не как очень важное политическое явление в Европе, требующее особого внимания, а всего-навсего как хронологическая точка отсчета вызывающих возмущение дальнейших исторических событий.
В России к революции и гражданской войне относятся не столько как к политическому, сколько как к хронологическому черному пятну: настоящая политическая чернота, в соответствии с этим популярным хронологическим взглядом, началась позже – вместе со сталинизмом, Голодомором, большим террором, оккупациями, ссылками, убийствами, железным занавесом, несправедливостью и нищетой зрелого советского времени.
Иначе говоря, с точки зрения довольно популярного и совершенно неверного понимания истории XX в., революцию и гражданскую войну в России, если искать параллели с Первой мировой войной, можно сравнить разве что с сараевским убийством в 1914 году, когда боснийский студент застрели эрцгерцога Австро-Венгрии и его супругу, а Вена вручила Белграду ультиматум. Плохо, что застрелил, некрасиво так поступать студентам, но и ультиматумы предъявлять не стоило, однако, по сравнению с настоящими ужасами – битвой на Сомме, кошмарами химического оружия в окопах, миллионами жертв, закатом Европы – эти досадные происшествия просто несравнимы, они напрямую их не обусловили и были лишь печальной, но цивилизованной прелюдией.
Нет, революция и гражданская война в России по своему значению были далеко не такими же как события лета 1914 года: это сродни всему периоду Первой мировой войны – со всеми его глубинными причинами и последствиями. Самая большая проблема СССР и трагедия Европы в отношениях с Россией - это не сталинизм. Самая большая трагедия Европы и проблема СССР – настоящее ядро Мордора – это большевизм, Октябрьская революция и гражданская война в России.
И вот с этой основополагающей предпосылки мы уже можем начать поиск правильных вопросов, ответы на которые пояснили бы, чем на самом деле была страшна Октябрьская революция и ее драматическое продолжение – война, в которой героически почти три года сражались белогвардейцы, но проиграли.
Эти вопросы – открыто и вслух сформулированные – сегодня многих заденут и покажутся политически некорректными, консервативными и непрогрессивными, как рождественские елки на европейских площадях или последние выборы в Польше, Австрии и Чехии.
Это был бы обычный вопрос для тогдашней Англии, Франции и США: почему все они лишь незначительно, так мало помогли белогвардейцам – своим союзникам по Первой мировой войне – оказать сопротивление большевистской орде? Почему не послали серьезные силы, оружие и амуницию в помощь Колчаку за Волгу, Деникину на юг России и Миллеру с Юденичем – на севере? Почему после окончания войны, имея большое количество ненужного вооружения, они его просто уничтожали, когда горстки белогвардейцев испытывали нужду в патронах и оружии?
Какой бы ни была несимпатичной Российская империя с ее политикой и властью, она все же участвовала в Антанте, была союзницей крупных стран Западной Европы, выполняла свои обязательства в ходе Первой мировой войны, а ее элита руководствовалась тогдашними европейскими ценностями. Так что же произошло? Почему свои не помогли своим? Может, то, что произошло можно назвать "предательством"?
Одной из основных причин промедления и трусости западных союзников считают прогрессивные, иными словами – либеральные, иначе говоря – левые настроения части общества.
Кстати, кто тут недавно писал, что левых либералов не бывает и быть не может? Вспомнил: Римвидас Валатка. А кто в 1919 году отозвал военную помощь белогвардейцам на боевых фронтах Петербурга и Архангельска и приказал покинуть Архангельскую область даже небольшим своим экспедиционным силам? Британский премьер-министр Ллойд Джордж. Ллойд Джордж был лидером какой партии? Либералов. А либералы в Англии были правыми или левыми? Если они были правыми (поскольку ведь, левых либералов, господин Валатка, не бывает), так кто тогда там был левыми? Господи, неужели консерваторы?
Но давайте вернемся к интригующим выводам обозревателя о российской гражданской войне и отношении западного общества. Трусость правительств и давление избирателей вроде бы вопросов не вызывает. Однако все же очень интересно – какие ценности продвинутых либерального Западного общества велели им защищать и любить большевиков? Как это так – тогдашний авангард, равенство и свобода - это то, что создало современное политическое окружение на Западе, и вдруг, защищало режим диктатора Ленина и его банды?
Ну, да. Поскольку взгляды были очень похожими: долой пережитки, такие как Церковь, империя, мировая мощь Европы, аристократия и аристократизм, проявления которого до сих пор считают отрыжкой неравенства; make love, not war (большевики тоже были за мир); да здравствует братство трудящихся всего мира и всевозможное равенство; ура свободному человеку, а еще лучше – человеку легкого поведения; да здравствует атеистический материализм, революционная романтика мстителя и – после рабочего дня – ценности кафешантана. В этом смысле Ленин и его окружение были нас самом деле новыми европейцами.
Наверное, не надо напоминать, что удобное для Ленина и шайки участников его переворота оружие – марксизм – нашел не какой-то российский интеллигент, а немецкий. Его звали Карлом.
Об этом отвратительном, но сегодня ставшим левым в США и актуальным для будущего западноевропейцев аспекте гражданской войны в России, как и страусином поведении тогдашних правительств Антанты и США, сегодня скромно умалчивают или вытесняют его на периферию политкорректных текстов и дискуссий.
И третий страшный момент, который проявила революция в России - это соблазн обожествления равенства. Он не такой специфичный, как два первых, поскольку повторяет предупреждение Французской революции всему современному миру – неограниченное стремление к свободе постоянно поднимает кровавую руку толпы против цивилизации и природы человека. Цивилизации, сегодня пытающейся притвориться, что она равна варварству, перед которым были настежь распахнуты двери.
Правда и в том, что история западной демократии – с самых своих истоков в Афинах – это огромный эксперимент равенства, который строился на реальности фундаментального неравенства. Поскольку неравенство - первичный и более естественный факт жизни, он предшествовал политическому равенству. К примеру, одни люди умнее, сильнее, красивее, предприимчивее, и никакие убеждения, будто "ничем тот не лучше этого, просто другой" или "только не думай, что ты умнее", не спасут от неприятной для многих правды.
Обычаи и политический строй, в основе которых лежат равенство и демократия, в древности появились как попытка на законодательном уровне немного изнасиловать непослушную реальность (см.: Arlene Saxonhouse, Athenian Democracy. Modern Mythmakers and Ancient Theorists). К примеру, Геродот хвалит обычаи равенства у вавилонян, а эти обычаи напоминают установку большевиков, что любая кухарка может управлять государством: "Они выносят больных на рыночную площадь, поскольку у них нет врачей. Прохожие, подойдя к больным, спрашивают, чем они болеют, и если они сами болели этой болезнью, знали кого-то, кто болел, то советуют, что делать, чтобы выздороветь" (История, 1.197.). Это почти рай для тех, кто очищает помещение парами уксуса и борется с прививками.
Но, я думаю, самый большой вызов для обожествления равенства - это не превосходство, а любовь. Вы любите своих детей и в первую очередь будете жертвовать всем ради них, а не ради чужих детей, и это – неравенство. Вы любите одну женщину, а не пять-шесть сразу (по крайней мере, пока не выпьете водки с теми друзьями, которых не знаете), и это – неравенство. Если у вас есть настоящий друг или друзья, значит, налицо неравенство отношений. Вы любите свою родину, а не другие, вы воевали бы за нее против других, и это – неравенство. Если вы философ, то любите мудрость, а не каждая мысль симпатична, и это – явное неравенство. Закон не иметь иных богов, только Его Одного - это закон неравенства, но христиане должны его соблюдать.
Неравенство настолько глубоко укоренилось в любовь, что никакая революция, идеология, политический строй, жестокость фанатиков или политкорректность с этим ничего не сделают.
P.S. Белогвардейский генерал Евгений Миллер, командовавший белым движением на севере России в 1919–1920 гг., свою любовь выразил тремя словами: вера, семья и родина. В 1937 г. Милера, которому тогда было 70 лет, в Париже похитили сотрудники НКВД. Он оказался на Лубянке, где в 1939 г. его расстреляли.
