Переместившись на месяц из российской культурной столицы, давно и гордо несущего это имя Санкт-Петербурга, в новообъявленную европейскую, я желала насладиться культурой Европы и прикоснуться к той Прибалтике, о которой с ностальгией рассказывали мне родители, бывавшие здесь под закат советской эпохи...
Вильнюс встретил родным моросящим дождиком, да и вообще радовал на протяжении всего пребывания такой знакомой непредсказуемостью погоды, что хоть и позволяло чувствовать себя «как дома», но вызывало легкое раздражение.
Так и не перестав замирать на «зебре» в немом изумлении перед недоумевающими притормаживающими водителями, я все также ничтоже сумняшеся по известной русской привычке со спокойной совестью переходила дорогу на красный свет.
Ко второй неделе пребывания пресловутая прибалтийская неспешность всего вокруг, от официанток до электричек, пришла и ко мне. К примеру, уже перестала удивлять привычка в четверг назначать встречи только на вторник следующей недели.
Сама жизнь в европейской культурной столице текла своим чередом, спокойно и легко. За прошедший месяц размеренный Вильнюс проснулся лишь дважды. Первый раз в ночь с 20 на 21 июня, когда проспект Гедиминаса захлебывался от бурлящих потоков толпы в обе стороны, улочки старого города тоже были запружены народом, а заполненная площадь перед бывшим зданием КГБ внимала музыке Бетховена. Рояль под шатром находился в самом центре площади, как раз на том самом месте, где еще не так давно красовался Владимир Ильич в полный рост и с неизменно протянутой рукой.
Второе пробуждение города произошло 6 июля, на праздник тысячелетия Литвы. Все тот же проспект Гедиминаса принимал парад съехавшихся со всех уголков страны поющих, танцующих и играющих на народных, и не только, инструментах соотечественников. Признаюсь, в тот момент, когда нарядные и красивые девушки и юноши, бабушки и дедушки, дети, в национальных костюмах своего региона, с венками из цветов и флагами, все в едином порыве, искренне улыбаясь собравшимся по краям проспекта горожанам и гостям Вильнюса, шествовали по главной улице столицы, во мне проснулось чувство белой зависти к немногочисленному литовскому народу, сумевшему создать этот замечательный праздник.
Из всего того, что меня удивило в Литве, пожалуй, выделю одну, так и оставшуюся для меня загадкой – бесчисленность свадебных салонов, заставившая задуматься о верности выбранного мною холостого образа жизни. Белые платья и изысканные мужские костюмы в витринах с особенным упорством окружали меня в Каунасе. На одной из улиц они выстроились в ряд и активно призывали пересмотреть свои жизненные приоритеты. Концентрация свадебных салонов в общем-то имеет некое разумное объяснение. Литва на протяжении нескольких лет лидирует среди европейских стран по эмиграции. Так что просто необходимо вести более активную демографическую политику...
Из того, что неизменно радовало на протяжении всего моего пребывания здесь – цветы, повсюду: на уличных клумбах, на балконах домов, на маленьких цветочных базарах, распространившимся по улочкам и перекресткам вильнюсских улиц, в руках людей, возвращающихся вечером домой с работы.
Из того, что насмешило – словотворчество литовцев в области имен и фамилий. Для моего уха так и не стали привычными Олегасы, Виталисы, но что поделать – таковы правила литовской орфографии. Несчастный Модестас Мусоргскис промелькнул пару раз под окнами моей комнаты на пару с бедным итальянским автором обожаемой мною «Травиаты». Вряд ли последний мог себе представить, что его фамилия в XXI веке будет красоваться на борту вильнюсских троллейбусов в форме «Verdis».
