Роман Сенчин - автор романов "Минус", "Нубук", "Елтышевы", "Информация", сборников рассказов "Иджим", "День без числа", "Абсолютное соло" и др.
В 2009 году роман "Елтышевы" - история одной семьи в период больших перемен в истории России после распада СССР, вошел в шорт-листы главных российских литературных премий — "Большая книга", "Русский Букер", "Ясная Поляна", "Национальный бестселлер" и получил много критических отзывов. В 2011 году этот роман вошел в шорт-лист премии "Русский Букер десятилетия". В 2015 году роман Р.Сенчина "Зона затопления" получил третью премию "Большая книга".
По словам писателя, художественная литература в России должна осмыслить девяностые годы прошлого века, что пока еще не произошло. Р.Сенчин, по собственному признанию, боится истории, однако утверждает, что нынешнее руководство постоянно предлагает оглянуться назад, однако внятной идеи нынешней России не предлагает.
"В России сейчас авторитаризм, но Путин не вечен, и что там будет после него – очень туманно. Это холодный, тревожный туман…", - утверждал он в интервью DELFI.
"Так оно и было – самый конец 80-х и все 90-е – были очень трудным временем"
- История Елтышевых в вашей книге - это рассказ о трагедии людей целого поколения. Многие после распада СССР оказались не у дел, не смогли сориентироваться в новой реальности, ценности, которыми они жили раньше, рухнули, в то время как адаптироваться к новым понятиям жизни многим не удалось, людям приходилось просто выживать. Вам не кажется, что люди, оказавшиеся в расцвете своей жизни, пришедшейся на период распада СССР, пережили очень сложные времена и о них в общем-то, равно как и об их судьбах, сказано и говорится очень мало?
- Не только кажется, но так оно и было – самый конец 80-х и все 90-е – были очень трудным временем. Многие не смогли его пережить, погибли, умерли от стресса, переживаний… Для некоторых эти тяжелые времена до сих пор продолжаются… Говорится действительно мало, хотя постоянно возвращаться к тому периоду невозможно, нужно двигаться вперед. Впрочем, художественная литература обязана осмыслить 90-е годы. Пока, в основном, этот период осветили авторы полицейских романов, боевиков. Думаю, произведения серьезные, глубокие еще появятся. И они появляются, хотя и в небольшом количестве.
- В чем, на ваш взгляд, в данный момент состоит особенность жизни среднего россиянина или потенциального для вас прототипа героя книги? Почему вы выбрали предметом описания обыденность жизни?
- Ну какая особенность… Для большинства главное – выжить. Многие работают на нелюбимых работах, занимаются делом не по душе ради денег. В России, к сожалению, до сих пор мало что производят, поэтому существует огромное количество организаций-посредников, которые передают друг другу, упрощенно говоря, китайские тапочки по пути от пошивочной фабрики до магазина… От этого бесцельного, в общем-то, существования, у многих людей тоска, томление… Хочется чего-то настоящего. И я пытаюсь это настроение показать в своих книгах. А обыденность… Жизнь вообще состоит в основном из обыденности. Что-то из ряда вон, какие-то приключения случаются редко. Поэтому мне и интересна так называемая обыденность, мелкие дела, проблемы… Хотя в "Елтышевых", "Зоне затопления", некоторых других моих вещах обыденности не так уж много.
- В одном из интервью вы сказали, что ищете необыкновенное в обыденном. Что необыкновенное в обыденной жизни россиян вы видите на сегодняшний день?
- Тут дело не в россиянах. По сути, у любого человека европейской цивилизации день складывается одинаково. Посмотреть на этот день через прозу мне интересно и важно. На самом деле каждый день чем-то необыкновенен. Даже самый пресный, бесцветный. Он уже не вернется, не повторится… Я бывал во многих странах Европы, но коротко, поверхностно. Живу в России и пишу о ней, о людях, которые в ней живут.
- В "Зоне затопления" вы пишете о сибирской деревне, отношениях власти и людей. Что сейчас по вашему мнению является индикатором таких отношений? Как нынешний россиянин воспринимает власть — как нечто свое и близкое или же как некую безличную машину?
- Про особенности рассуждать не могу – как сказал выше, другие страны практически не знаю… Государство в России с давних пор, со времен Древней Руси стремилось подчинить себе каждого человека, живущего в его – государства – границах. Поэтому так много в России всегда было тех, кто стремился уйти подальше от столицы, жить укромно, самому для себя. К этому добавлялись религиозные аспекты. Вспомним староверов, духоборов, которые выезжали из России многими тысячами…
Но в годы советской власти границы закрылись, практически все были учтены, все приставлены к делу, полезному для государства. А в 1992 году россиянам объявили – вы свободны, делайте, что хотите. Это стало трагедией для народа. Русские, по крайней мере, да и многие другие народы разучились быть без опеки государства, без его кнута и пряника. Поэтому не получились у нас ни кооперативное движение, ни фермерство, ни малый бизнес… Укрепление "новой" России как государства началось еще при Ельцине – он понял, что Россия может развалиться точно так же, как развалился Советский Союз. Укрепление включало в себя в том числе и социальные гарантии для людей. Путин эту политику развивает, чем и объясняется его большая популярность. Хотя мы живем еще при той стадии капитализма, когда государство не может быть крепким. Должно пройти или еще лет сто, или нужно взять многое из социалистической системы, что, в общем-то, сделали многие страны Европы.
- Вас связывают с "новым реализмом". Есть еще "метафизический реализм" Юрия Мамлеева. Эти два реализма может быть пересекаются?
- Любое направление, литературное, художественное, даже философское – во многом условность. Новый реализм пришел как сила, стремящаяся потеснить с литературного поля постмодернизм, концептуализм и прочие другие течения, являвшиеся главенствующими в 90-е годы… Появилось поколение молодых людей, которые хотели в достоверной форме – в форме реализма – рассказать о своей жизни, о жизни близких людей, о событиях, свидетелями или участниками которых они стали. Причем с большей, чем у традиционного реализма, а тем более соцреализма свободой. Это поколение и провозгласило новый реализм… Что такое метафизический реализм, мне объяснить сложно. Но пересечения есть. Они есть повсюду, во всех течениях. А какие именно – пусть разбираются литературоведы, филологи.
- Можно ли сказать, что произведения, затрагивающие актуальные проблемы повседневной, обыденной жизни современной России находят широкий отклик у читателя?
- Широкого отклика я не вижу, не слышу. Всё равно куда больший читательский интерес вызывают книги фэнтези, любовные романы, детективы, боевики… Но есть те, кто читает и о современной жизни. Их постепенно становится больше. Это радует.
- Сибирь близкий вам мир. Чем Сибирь отлична от остальной России? Чем вообще живет российская периферия, как называют все, находящееся вне пределов Москвы? И почему, по вашему мнению, в шутку или на полном серьезе в публичном пространстве звучит мысль о переносе столицы России в Сибирь?
- Я не могу перечислять отличия сибиряков от остальных россиян. Да и дело здесь, скорее, не в людях, а в земле. В географии. Каждый район России оказывает влияние на тех, кто там живет, кто туда приезжает на продолжительное время. Сибиряк, или уралец, или северянин, переехавшие на жительство в Москву, рано или поздно становятся москвичами – Москва подчиняет их себе… Вообще мегаполисы – это ненормальное явление в человеческой цивилизации. Город в русской литературе почти всегда является врагом человека, жизни, нравственности… Я тоже сторонник того, чтобы столицу – административную столицу – переносить с места на место. Десять лет, например, в Томске, десять лет – в Хабаровске, потом в Брянске или Курске… Москва пусть будет духовной столицей, а правительство, парламент пусть перемещаются. Может быть, и жить будут аскетичней, чем нынче.
