DELFI встретился с известной российской журналисткой еще в бывшем помещении телеканала на фабрике "Красного октября", Как известно, на днях им уже пришлось его покинуть. И это не первое пристанище редакции, которое отказало "Дождю" в аренде. Сегодня ситуация такова, что телеканал вещает из квартир.
Найдя некоторое время для встречи, в интервью DELFI М.Макеева рассказала о работе телеканала, журналистике в России, отношении к событиям на Украине и российской власти.
- Ваш канал называет себя оптимистичным, что в нем оптимистичного?
- Взгляд в будущее, то, что мы существуем и даем себе шанс и обществу. И это оптимизм, безусловно.
- Но новости в последнее время в России не всегда исполнены оптимизма
- Не всегда, но это не повод в нем себе отказывать. В начале этой осени у нас была мысль переделать лозунг в realistic channel, но мы от этого отказались, решили, что будем себе верны. И я смеюсь, на какой-то пресс-конференции Владимир Путин сказал: я — оптимист, пессимистам жить сложнее. Я подписываюсь под этими словами.
- Как вы, ваш канал видите свою аудиторию? На кого ориентируетесь?
- Об этом много раз говорилось. Наша аудитория сильно поменялась в смысле сужения с момента всех историй начала этого года, когда был скандал с вопросом, посвященным Ленинграду, и нас вырубили из четырех крупнейших спутников. И мы в один день потеряли 80% аудитории. Потом мы ее немножко нарастили за счет интернета. По абсолютным цифрам все не так трагично выглядит, но широкие народные массы в меньшей степени имеют возможность нас видеть, поскольку у многих людей в деревнях на окраинах есть тарелка, но нет устойчивого интернета, который позволял бы получать хорошую картинку и смотреть нас. Поэтому аудитория немного изменилась по сравнению с тем, с чего мы начинали.
Как сказал Стив Джобс: я никогда не проводил маркетинговых исследований и исследований рынка, я всегда делал то, что интересно мне и моим друзьям. Это примерно то, чем мы занимаемся и занимались с самого начала. Наша аудитория — это наши друзья в самых разных смыслах этого слова. Думающая часть людей, которые хотят понимать, видеть разные точки зрения, докапываться до сути вещей и не быть просто посторонними и не задумывающимися потребителями даже не информации, а госпропаганды, которая сейчас на этом этапе есть в большинстве СМИ. Поскольку большинство федеральных СМИ выполняют определенную задачу и новостями, по сути, в меньшей степени занимаются.
- Это, вероятно, создает для вашей работы определенные сложности?
- О них тоже хорошо известно, особенно имея в виду сложности, которые есть у нас в настоящий момент. Нам придется и из этого помещения уехать. Мы не сможем пробыть здесь до конца января, как мы рассчитывали. Власть не оставляет нас своим вниманием.
- Как бы вы в общем охарактеризовали ситуацию со СМИ в России. Мы видим, что российские журналисты работают уже за рубежом, открывают там свои проекты?
- Вы имеете в виду Meduza?
- Есть еще в Латвии проект Spektr.lv. Т.е. наблюдается отток журналистов?
- Мы не планируем переезжать в Латвию, это вообще сложно, на мой взгляд. Я желаю всяческих успехов «Медузе» и «Спектру», кто бы они ни были, просто за то, что они делают то, что другие еще не делали. Пока мы видели другие примеры — это попытки российских журналистов работать в Украине. Это не было массовым явлением, но они перестали быть российскими журналистами. Вот что с ними произошло. Просто, где живешь, там и работаешь. Когда ты оказываешься в этих информационных потоках, ты не можешь заниматься одной страной, живя в другой. Что-то неуловимо меняется в твоем восприятии. Это если говорить, насколько успешны или не успешны могут быть проекты за рубежом. Мне пока кажется, что это не может быть массовым явлением. Если у них все получится — круто, но что получится и как получится, никто не может рассказать.
Что касается тех, кто остается здесь, конечно, они в более сложной ситуации, потому что они имеют дело с российскими властями со всеми вытекающими отсюда последствиями. Способов давления на СМИ существует очень много. Это не только статьи о противодействии экстремизму, которые имеют очень широкое толкование. Если есть желание ударить по этой статье, то любое критическое высказывание может быть предметом разбирательства по этой статье, может быть предметом для разбирательства надзирающего органа - Роскомнадзора. Для электронных СМИ — два замечания в год и у тебя отбирают лицензию на вещание.
Есть другие способы. Например, принятый летом Государственнной Думой закон, который мы считаем принятым по нашу душу. Как это не забавно все звучит, нам самим странно, что такие усилия тратятся на борьбу с нами. А закон запрещает рекламу на так называемых платных каналах, если речь идет о том, что вы вещаете в спутнике или кабельном операторе (они у нас сохранились).
- В Литве вас тоже показывают...
- Да, в странах Балтии у нас все хорошо, на Украине так вообще. В плане того, что у нас нет препятствий для достижения зрителей, и мы очень любим эту аудиторию. Мы — российский канал, и главная наша задача - показывать что-то россиянам. Так что вот, если у тебя есть хотя бы один оператор, ты считаешься платным каналом, и ты теряешь возможность показывать коммерческую рекламу. Принятие этого закона вызвано отчасти политическими, отчасти экономическими причинами. Это все дележ рекламного пирога, который становится все уже в силу других причин, рецессионных, которые, в свою очередь, также вызваны политикой, геополитикой, санкциями и т.д. И реклама очень сужается.
Что касается принятия этого закона, то уже сейчас закрываются операторы и телеканалы. Это процесс уже вовсю идет. Скажем так, неизбывна фантазия наших руководителей, они всегда что-нибудь придумывают. Сейчас идет разговор, чтобы все либерализовать, что мы (власть - DELFI) слишком надавили на рекламный рынок. Это говорит замминистра связи Волин. Сейчас он говорит, что нужно опять разрешить рекламу табака и алкоголя. Наверное, это разрешать первому, второму каналам, чтобы они как-то поправили свои увядающие дела. Я желаю им счастья.
- Тем не менее, в России остаются «Эхо Москвы», «Дождь». Вам удается сохранить свое вещание.
- Нам по-разному это удается.
- Все зависит от желания власти, будете вы работать или нет?
- Что такое желание власти? Являемся ли мы частью общей системы? Безусловно являемся. Кто угодно, даже художник Павленский, тоже часть этой системы. Это глубокое заблуждение - полагать, что Кремль контролирует все. Это невозможно. Есть какие-то вещи, которые этому неподвластны. Невозможно контролировать интернет. Такие попытки предпринимаются все время, но даже у китайцев этого не получилось. И часть креативного интернет-сообщества государство проигрывает все время при всех попытках купить этих людей. Они покупаемые, но не все. И все время нарождаются новые. И это только интернет, так же дела обстоят и со всей остальной системой. Невозможно все контролировать. Конечно, этого хотелось бы любому руководителю, но это нереально. Это же не первый раз, когда оказывается давление на СМИ, когда они закрываются. Это происходит последние 15 лет, но эти люди не расстреляны же. По крайней мере, пока. Соответственно, они делают что-то другое, новое. Делают свою работу, что же, нас обвинять в предательстве, шпионаже, называть пятой колонной? Мы находимся в шаге от этого, но, я надеюсь, что этот шаг не будет сделан.
- Как украинские события отразились на вашей работе?
- Майдан, безусловно, стал одной из причин того, что с нами случилось. Мы про это просто рассказывали, рассказывали то, что мы видели. И с задачей госпропаганды это категорически не вязалось. Было много событий, которые стали условно последней каплей для того, чтобы администрация президента так активизировалась. Но мы продолжали и продолжаем освещать украинские события так, как считаем нужным. Поскольку мы получаем с обеих сторон адские проклятия, и со стороны Киева, и со стороны так называемых сторонников Новороссии, то мы считаем, что делаем все правильно и стараемся быть беспристрастными. И смотреть на это так, как есть.
- Как вы справляетесь с тем, что насчет Украины есть много недостоверной информации, фейков?
- Это очень трудно, иногда не справляемся. Иногда мы тоже становимся жертвами каких-то фейков. Но мы с этим боремся и признаем своим ошибки, если они есть. Быть военным журналистом очень сложно. Мы не можем весь телеканал перевести на военные условия. И не нужно этого делать. Наши корреспонденты ездят туда периодически, но даже находясь там, не всегда понимают, что там творится. Это сложная работа для всех, потому что у нас не было военных корреспондентов. Мы не готовились к войне и не знали, что нам придется этим заниматься. Но внезапно, когда начались все эти столкновения в Киеве, наши ребята обнаружили себя как военные корреспонденты.
- Вы упоминали про суд в связи с вашим вопросом о блокадном Ленинграде. Есть табу, о которых нельзя говорить?
- Генпрокуратура разобралась с этим с самого начала и не нашла признаков преступления. Но это не произвело никакого впечатления на операторов, которые нас выключили. Что касается суда, эти двое людей, которые с нами судились, просили совершенно другие суммы, которые покончили бы с нашим существованием. Суд присудил другие суммы. Естественно, он не мог оставить в стороне их моральные страдания. Но были и другие блокадники, которые не то чтобы не подавали в суд, а поддерживали нас.
- Есть какие-то вопросы, которые если затрагиваешь, то они могут обернуться для тебя не очень приятным образом?
- Я не считаю, что вопрос был причиной. Я считаю, что за нами следили, и это был повод, который использовали. Но это неловко заданный вопрос, безусловно. Я приведу недавний пример из заголовка Lenta.ru "Кто не скачет, тот еврей» о палестино-израильском конфликте. Это явилось поводом для какого-то разбирательства? Фрагменты «России 24», когда ведущая неожиданно говорит, что евреи сами виноваты в холокосте. Это произошло после скандала с блокадой Ленинграда. Это явилось причиной для разбирательства? Недавний скандал с «Россией -2», когда ведущему пришлось извиняться. Это явилось предметом для обсуждения, чтобы этот канал выключить из каких-то вещательных пакетов? Неважно, что говорится. Отношение неодинаковое. Рассказы про то, что нас правосудие одинаково ко всем относится — это неправда.
- То, что подается федеральными каналами воспринимается аудиторией критически?
- Нет. Это очень интересный момент. Может быть, то, что произошло с федеральным телеканалами и почему люди безоговорочно верят всему, когда-то будет разбираться в учебниках по журналистике. Долгие годы, в двухтысячные годы (на этой волне, собственно, и телеканал «Дождь» появился) люди не использовали федеральные каналы в качестве источника информации. Все относились к этому скептически, это было скучно, не было ярких ведущих, мнений. Потом, когда появился «Дождь», все немножко изменилось. Возможно, мы плохую службу сослужили, поскольку дали федералам немножко взбодриться и изменить форму, но не содержание. И когда началась вся эта история с Украиной, федеральное телевидение развернулось свиньей и стало заниматься тем, чем занимается сейчас. Украина занимает 90% новостей. И это до сих пор так. Мы на «Дожде» не считаем, что столько внимание должно уделяться Украине.
И выясняется, что если человеку на протяжении какого-то времени все время говорить и называть что-то зеленым, хотя это таковым не является, он автоматически будет называть это зеленым. И происходит много непонятных вещей, поскольку не все понимаешь, что в Украине происходит. Все не черно-белое, это не так. Когда начинаешь говорить, что это не так, то квинтэссенция двух лагерей, их центры начинают тебя поливать грязью. И простому человеку нужно, чтобы ему кто-то что-то объяснил. И даже если тебе по нескольким каналам предлагают одну формулу, ты понимаешь — ок, я на стороне добра, а вот она сторона зла.
- Какую реакцию вызвало заявление литовского президента Дали Грибаускайте на вашем канале? У вас была специальная передача в этой связи...
- Честно говоря, я не очень понимаю, зачем делать такие заявления, особенно в такой ситуации. Но думаю, что у людей недоумение по этому поводу есть. А у тех, кто радостно приветствовал присоединение Крыма, деньги собирал для Новороссии (у нас тут большое движение, люди реально отдают последнее в помощь Новороссии) это, конечно, вызывает агрессивную реакцию. Во всяком случае, поддержанию духа добрососедства это не очень способствуют. И люди реагируют именно так. Некоторые — с большим понимаем, поскольку понимают нервное состояние соседа в такой ситуации, другие — с меньшим. Но что такое аудитория «Дождя»? Она очень неоднородная. Если зайти в наш чат и почитать, что там люди пишут... Ух! Но вообще лучше всегда за словами следить, особенно когда нервная обстановка.
- Как, по вашему мнению, сейчас в России относятся к журналистам?
- Спрос по-прежнему большой. В 1990-е годы было очень плохое отношение к журналистам. Выяснилось, что есть желтая пресса и журналисты могут быть очень неприятными людьми. "Джинса" опять же. И вся эта система, когда подкупают врачей, чтобы они сказали, когда умрет знаменитость или чтобы пустили в больницу сделать чудовищный снимок. И это все не способствовало к хорошему отношению к журналистам. Журналисты — очень неоднородная среда. Но слово многократно очернено, опять обелено и так многократно, в глазах общества в том числе, потому что журналисты разные люди.
- Как вы видите условия для работы вашего канала в ближайшем будущем?
- Я думаю, что ничего легкого не будет. Я и мои товарищи готовы к новым вызовам. Чем это кончится, я не знаю. Никто не знает какой курс доллара будет на следующей неделе, а вы спрашиваете о судьбе журналистики. Но мы будем заниматься тем, чем занимаемся сейчас в условиях, которые нам предлагают руководители страны, в которой мы живем.
