Эта тема стала центральной и для данного интервью, которое профессор дал агентству Newsader.
Он высказал уверенность, что некорректно говорить о так называемых "врожденных" формах и устоях того или иного человека или народа. Иными словами, ментальность — явление всегда приобретенное. Эта тема стала центральной и для данного интервью, которое профессор дал агентству Newsader.
В.Д.: В чем важность того, что в Литве (и других странах Балтии) формируется новая русская община?
Г.М.: Дело в том, что мы говорим о совершенно новом поколении мигрантов из России. Их менталитет очень сильно отличается от менталитета многих местных русских, проживающих в странах Балтии. Этим двум общинам не всегда легко найти общий язык. В том и заключается парадокс, что местные русские часто в большей мере бывают ориентированы на Кремль, чем те, кто приезжает сюда сейчас на постоянное место жительства из Москвы и других российских городов. Таким образом мы сталкиваемся одновременно с новым коммуникационным парадоксом и новыми возможностями. Это совершенно свежая ситуация, которую я ни в коем случае не хотел бы олицетворять с какими-нибудь новыми прожектами в духе Великого княжества Литовского. Речь не идет о создании какой-нибудь новой формы государственности или, тем более, империи. Упомянутые процессы потенциально связаны с развитием демократического и коммуникационного поля, с защитой определенных ценностей. Это крайне важно и для массового литовского сознания, которое зачастую очень замкнутое, не склонное к общению с соседями — ни с русскими, ни с поляками.
В.Д.: С какими проблемами может столкнуться эта новая русская община в странах Балтии?
Г.М.: Все русские диссиденты — еще со времен Ивана Грозного — сталкивались с проблемой культурного со-жительства с обществами тех стран, где они искали защиту и прибежище. Крайне важно, чтобы этим вновь прибывшим людям разнообразные балтийские националисты не выставляли претензии и требования. Необходимо понимать, что эти люди все еще являются гостями, им понадобится ни один год, чтобы они почувствовали нюансы местной жизни. Основными принципами во взаимодействии с этой общиной должны быть открытость и гостеприимство. Каждому мигранту необходимо пройти процесс инкультурации, или, говоря проще, процесс интеграции в новую культурную среду.
В.Д.: Что могут сделать литовские госучреждения, чтобы это процесс прошел слажено?
Г.М.: Здесь мне видятся как политические, так и юридические вызовы. Юридический аспект связан с тем, что было бы разумно упростить для таких лиц возможность получения политического убежища. Для того, чтобы это можно было сделать — соответствующие органы и организации должны проводить постоянный мониторинг процессов как в России, так и в Республике Беларусь. Т.е. быть в курсе, кто на самом деле является политическим активистом, а кто просто желает воспользоваться сложившейся ситуацией и обстоятельствами. Здесь вопрос в том, чтобы отделить политических беженцев от экономических мигрантов и криминальных мигрантов, которые пытаются скрыться от правосудия. Последним путь должен быть заказан.
Такой мониторинг невозможно осуществить не сотрудничая с демократическими силами России и Беларуси. Возможность облегчить процедуру предоставления политического убежища появится только тогда, когда представители этих сил будут консультировать соответствующие органы Литвы и других стран, будут помогать осуществлять такой отбор.
При этом приходится признавать, что государственные учреждения Литвы очень часто излишне бюрократизированы, им несвойственна гибкость. Растормошить их задача, которой должны заниматься в равной степени СМИ и политические элиты. Но при этом политические элиты в Литве часто не в курсе тех проблем, с которыми сталкиваются политические беженцы. Так что основная надежда пока — на СМИ.
В.Д.: Не обрушатся ли в таком случае на Литву и другие страны Балтии дополнительные обвинения со стороны России в «подготовке цветных революций» и прочих подобных «грехах»?
Г.М.: Вряд ли Россия может оказать на Литву большее давление, нежели она осуществляет сейчас. Это давление уже достигло максимума. Оно проявляется в самых разных формах — от оспаривания законности признания независимости стран Балтии до сотворения разнообразных пропагандистских мифов. Пытаться в таких обстоятельствах «не злить Кремль» не имеет никакого смысла.
Существует другая проблема. Очень часто вместо того, чтобы достойно отвечать на нападки формируется то, что лично я называю «зеркальным отражением Кремля». Все это выражается примерно так: «вы нам санкцию — мы вам санкцию, вы выдумываете лживый миф о нас — мы выдумываем лживый миф о вас». Это своеобразной замкнутый круг сумасшествия, из которого я призываю вырваться. Активное взаимодействие с демократическими силами России означало бы изменение правил игры. В таком случае можно надеяться, что хотя бы в оппозиционных российских изданиях о Литве будут писать положительно.
В.Д.: Есть еще один сакраментальный вопрос — возможна ли в России демократия? Он возникает по той причине, что нынешняя российская власть склонная догматически утверждать, что западная либеральная демократия чужда менталитету российского общества.
Г.М.: Я абсолютный противник идеи о неких врожденных формах и устоях. Традиция — это способ продлить устоявшуюся форму существования. При этом традиция может быть порочной и приносящей вред. Но для того и существуют разнообразные исследователи и эксперты, которые способны ломать порочные традиции. Ни один человек от рождения не несет в своей крови ни Кремля, ни Вильнюса, ни Вашингтона.
Другое дело, что развитие и распространение демократических форм — это долгий, сложный и довольно-таки конфликтный процесс. Это не может произойти в мгновение ока. Поэтому особо важно определить те ценности, к которым одни или другие люди стремятся. Когда я говорю о демократических силах России — я имею в виду людей, которым важна открытая демократия, которые выступают за терпимость и разнообразие. При этом они должны понимать, что эти вопросы могут вызывать и конфликты, и острые дискуссии.