Белорусский администратор на пути культурных контактов с Литвой

На пути литовско-белоруссских культурных контактов стоит белорусский администратор в лице чиновника, который имеет крайне смутное представление о реальной культурной ситуации, полагает белорусский культуролог Максим Жбанков. По его словам, общение происходит лишь на уровне личных контактов. Что касается таких государственных мероприятий, как "Дни культуры Литвы в республике Беларусь", то они носят ритуальный, разовый характер.

О литовском культурном процессе в Беларуси практически ничего неизвестно, как, впрочем, и наоборот, утверждает Максим Жбанков. Он уверен, что именно через культуру можно достигнуть качественных изменений в Беларуси, и гораздо более эффективно, нежели через ориентацию на политиков. Что касается Беларуси, то, несмотря на ситуацию в этой несвободной и закрытой стране, у белорусов есть «своя Европа»

В интервью DELFI культуролог, автор нескольких белорусских изданий и преподаватель Европейского гуманитарного университета Максим Жбанков рассказал о культурной ситуации в Беларуси и литовско-белорусском культурном обмене, а также причинах, по которым культурная коммуникация наших двух стран находится на крайне низком уровне.

- Как бы Вы в двух словах охарактеризовали ситуацию культурного обмена между Литвой и Беларусью?

- Я могу говорить лишь о своих личных впечатлениях. Мне не хватает культурной коммуникации. Многие мои приятели, белорусские националисты, страшно недовольны, когда я говорю о том, что в ситуации советской империи был свой позитив. Когда выходила новая литовская кинокартина – это было, в том числе, и нашим событием. Появление новых ярких музыкантов становилось частью и нашего опыта. Сейчас возникла ситуация, когда количество культурных контактов между нашими народами искусственно и резко сократилось.

Этому есть объективные причины: суверенные государства, политические аргументы, финансовые вопросы. Мне кажется, что мы стали друг о друге знать гораздо меньше. Я не берусь судить, что знают в Литве о Беларуси и белорусской культуре, но я четко знаю, что о литовском культурном процессе есть очень обрывочное, ограниченное представление. Пару лет назад к нам на театральный фестиваль приезжал со спектаклем «Ромео и Джульетта» О.Коршуновас. Это был фантастический опыт, невероятный аншлаг. Тогда я впервые видел его постановку воочию.

- Наличие границы между Литвой и Россией не мешает другому литовскому режиссеру Эймунтасу Някрошюсу работать в России…

- У России и Литвы есть общий знаменатель в плане культурной политики. Это государства, где существуют движение частного капитала, система частного спонсорства, где есть приватизированное культурное пространство. То есть, то, чего в Беларуси нет. У нас культурное пространство монополизировано государством, и если вы захотите приехать и дать концерт в большом зале или провести выставку, вам придется разговаривать с государственными чиновниками.

По всем основным параметрам возможных коммуникаций главным персонажем в отношениях с Беларусью оказывается не белорусский артист, а белорусский администратор. В этом заключается главная проблема, потому что белорусский администратор имеет крайне смутное представление о белорусской культуре.

Пакет государственных предложений для литовской стороны не может быть назван адекватным наличной культурной ситуации. Литовская сторона видит только то, что хочет показать белорусская сторона. А белорусская сторона хочет показать только то, что она понимает под культурой.

На уровне государственной культурной политики у нас процветает стиль даже не просвещенной монархии, а безумного колхоза, когда глава государства, бывший председатель деревенского хозяйства воспроизводит через тех, кого он продвигает, в том числе и на культурные позиции, определенный тип эстетики. Эстетики квазисоветской, непривлекательной, конформисткой, профанной по своей сути. Такое предложение литовской стороне, я думаю, малоинтересно.

- Если все обстоит так, как Вы обрисовали, есть ли у этого «администратора» интерес к тому, чтобы показать в Беларуси то, что происходит в культурной жизни Литвы?

- У администратора его нет. Надо понимать, что степень свободы чиновника, в том числе чиновника от культуры, в Беларуси очень ограничена. Культура Литвы может быть интересна для белорусской официальной стороны только в ситуации разовых официальных акций. Есть плановые акции, например, «Дни культуры Литвы в Республике Беларусь».

Раз в год мы вспомним, что у нас есть сосед, в культуре которого что-то происходит. Фактически происходит ритуальное действие и все. Системного, последовательного подхода к культурным контактам, на мой взгляд, у белорусской стороны просто нет.

Внешние культурные влияния, особенно со стороны Запада, воспринимаются как источник беспокойства, хотя бы потому, что мы спонтанно, то соглашаемся, то боремся с очень мощным российским влиянием, в том числе и культурным. Ситуацию, подобную нашей, культурные теоретики определяют как «войну культур». Белорусская властная культура воюет с российской культурой, с западной культурой, в том числе и с литовской. Она воюет со всеми, также и со своей внутренней, альтернативной культурой.

Любая внешняя культурная инициатива воспринимается как помеха магистральной идеологической линии, как неудобство. Вы (Литва – DELFI) живете в другой культурной среде, у вас другие культурные приоритеты. С этой точки зрения, влияние литовской культуры на Беларусь может кому-то казаться опасным, потому что, по сравнению с нашей ситуацией, это территория эстетической свободы.

- Характеризуя положение дел, Вы вспомнили об альтернативной культуре. Если говорить о неформальных контактах с литовцами, насколько они возможны и интенсивны?

- Только такие контакты и возможны, только они и могут быть реально продуктивными. Есть взаимодействие вертикалей власти, а есть взаимодействие горизонтальное, взаимодействие локальных культурных инициатив, когда клуб приглашает конкретного исполнителя. В Вильнюс приезжал наш веселый оркестр «Серебряная свадьба». Выставка современного белорусского искусства, которая проходит в Вильнюсе, тоже была организована на уровне неформальных связей. Это первая за последние 20 лет презентация белорусского искусства в Литве, что является показателем уровня наших отношений.

- В Вильнюсе проживает белорусская диаспора, через нее происходит какой-то контакт?

- Возможно, но я этого не вижу.

- Часто приходится слышать о нескольких «беларусях», которые живут как будто в разных системах координат…

- Если говорить о нескольких белорусских культурных пространствах, нужно иметь в виду, что это не обычное деление на разные культуры. В обычном понимании контркультуры в Беларуси сейчас нет, хотя бы потому, что она предполагает внятный конфликт идеологий. Пожалуй, единственным представителем традиционного форматного контркультурного движения можно считать «Свободный театр». Все остальное существует в формате «другой культуры». Сейчас четко виден не идеологический конфликт, а эстетический.

В данный момент белорусский сюжет развивается в ситуации конфликта культуры администрирования и спонтанной культуры. Мы имеем культуру власти, локализированную культуру сопротивления, «другую культуру» и небольшую зону национал-культурного романтизма. Кроме всего этого, есть культура молчаливого профанного большинства, которое слушает «Русское радио», смотрит российские сериалы, не читает ни русскоязычных, ни белорусскоязычных газет и т.д. И мы не поймем политических процессов, если не поймем этой многослойности культурных пространств.

- То есть, разглядеть белоруса человеку не знакомому с культурным контекстом просто через пересечение границы не удастся?

- Конечно. Значительная часть белорусов – это люди, лишенные исторической памяти, лишенные языковой культуры, принадлежности к родному языку титульной нации. Значительная часть белорусского населения не считает белорусский язык родным. Белорусский язык воспринимается как экзотическая интеллигентская фантазия или же, как деревенский язык.

- Насколько велик интерес самих белорусов к изучению белорусского языка и насколько для этого есть благодатная почва?

- В 1920-30-х гг. у нас была уничтожена практически вся национальная интеллигенция, т.е. люди, которые писали и мыслили по-белорусски. В 1980-90 гг. начали появляться подпольные интеллектуальные белорусы. Комплекс «деревенскости» начал понемногу преодолеваться. Возникла смена приоритетов – для образованной части населения мыслить, писать по-белорусски стало вопросом гордости и престижа. Это стал язык будущего.

Самое нелепое, что сделал новый режим, оформившийся как президентская власть, это то, что начал бороться с теми, кто помогал становлению самосознания нации. Белорусскоязычные интеллектуалы получили официальный статус провокаторов, националистов, которые придут к власти и всех заставят говорить по-белорусски и т.д. Фактически, авангард движения нации, на который логично могла бы опираться власть, стал для нее объектом борьбы, врагами. Сейчас, если говорить о белорусском языке, ситуация меняется. Хоть и медленно.

Проект белорусской политической оппозиции провалился. Им не удалось выстроить реальную контригру Лукашенко. Но проект культурной «партизанки» удался, потому что сейчас мы имеем как минимум два поколения серьезных белорусских литераторов, поэтов, прозаиков, которые ездят по Европе, переводятся и издаются в Европе, имеют там авторитет, выигрывают престижные стипендии. Мы фактически пришли в Европу через нашу новую культуру. Именно поэтому мне жаль, что наши контакты с Литвой оказываются очень ограниченными.

- Последние два года много говорят о потеплении отношений Европы и Беларуси, Литвы и Беларуси, активизации контактов именно на человеческом уровне. На Ваш взгляд дает политика Европы в отношении Беларуси свои плоды?

- На личном уровне я не заметил никаких изменений, наверное, потому, что принадлежу к тому меньшинству белорусов, которые работают за границей, у которых есть в паспорте годовая Шенгенская виза. Литва для меня сейчас воспринимается как сфера профессионального присутствия. Это не отдельная территория, а часть моего личного опыта. Если же говорить об изменениях в общем, то я не скажу, что стало больше информации – кто хочет, тот и так ее может получить. Контактов – ровно столько, сколько и было.

- Если говорить о «картинке», которая существует о Литве в Беларуси, что Вы могли бы сказать?

- Я могу говорить только от имени того меньшинства, которое представляю, т.е. людей, которые претендуют на определенную европейскость вкусов. Еще с советских времен я помню, что, когда я приезжал в Вильнюс, возникало совсем другое чувство внутренней эстетики. Элементарно стоит зайти в вильнюсскую кофейню и оглянуться, там стены покрашены в такой цвет, которого у нас никогда не увидишь. Есть другая оптика, другой подход к вещам. Поэтому Литва всегда была интересна как опыт иной культурности.

Конечно, всегда существовало чувство интуитивного братства, связанного с общей историей, территорией белорусско-литовско-польского культурного пограничья. Мы, в конечном счете, оказываемся братьями по историческому сценарию. Это сближает и очень важно, чтобы чувство интуитивной близости не исчезло. Мы всегда были сообществом «своих», однако «своих», но с дистанцией.

Близость и одновременная инаковость создают определенный стереоэффект, глубину контакта. Культурная коммуникация через понятие другой стороны может помочь национальному самоопределению. В том числе и нашему, белорусскому. С этой точки зрения, культурная коммуникация с Литвой может оказаться очень важным фактором преобразований в нашей стране.Мне кажется, что одна из главных ошибок Евросоюза, различных фондов, которые пытались нам помогать, заключается в том, что они ориентируются исключительно на политиков и политические структуры. Я всегда говорил, что культурная коммуникация, культурные импульсы могут оказаться в нашей ситуации гораздо более эффективными, чем любые политические санкции и инициативы. Что может быть более естественным, чем менять общество через культуру? СССР убили джинсы, кока-кола и рок-н-ролл – то есть речь идет о бытовой культурности. Измените ее, и вы измените мышление.

- Сева Новгородцев в интервью DELFI говорил, что диктатура очень сильно стимулирует культурные процессы.

- Безусловно. У нас ситуация нерадостная. Ситуация авторитарной культуры всегда порождает культурное сопротивление. В нашей ситуации это срабатывает. Сейчас мы имеем отличную молодую негосударственную, неформатную культуру, которую нельзя поймать – культуру ситуативных инициатив. Это то, что сейчас существует в Европе. С этой точки зрения, в Беларуси, стране несвободной, закрытой, мы имеем свою Европу. Я говорю о людях, которые заряжены иной энергетикой, существуют в иной системе ценностей и в нашей квазисоветской стране действуют по-европейски.