Этот факт невольно относит нас к событиям столетней давности – массовому исходу русской элиты после октябрьского переворота 1917 года. Но Александр Морозов с этим не согласен: он видит в нынешней ситуации больше различий, чем сходств. В интервью журналистке Русской службы Радио LRT Нине Мацкевич он заявил:

– Все-таки тогда было бегство колоссального масштаба, сотен тысяч людей, самого образованного слоя, бегство без перспективы возвращения обратно. Нынешняя волна эмиграции только отчасти вызвана преследованиями в России, есть немало тех, кто уезжает в качестве экономических мигрантов. Общее может быть только в том, что за последние три года, то есть с начала новой кремлевский политики после 2014-го года (даже, возможно, после выборов президентских и с начала третьего срока президентства Путина) появилось за рубежом много таких деятелей культуры, которые в той или иной мере подверглись давлению в России. Они занимают четкую позицию в отношении политического режима, поддерживают оппозицию, поддерживают тех, кто становится жертвами преследований. Вот тут сходство с эмиграцией первой волны есть, но пока оно небольшое. Если вспомнить эти две предыдущие волны эмиграции, то они создали крупные культурные институции: русский Богословский институт в Париже, очень сильный Русский институт в Праге и не менее сильное русское присутствие в Белграде. Нынешняя волна бегства…

– Скорее ручеек…

– Ручеек бегущих от путинизма, да, он дал пока мало институциональных площадок, центров. Мы внимательно следим: вот в Праге уже появилась такая площадка – новый русский фестиваль «Културус», ему уже четыре года, сейчас он получил даже гранты министерства культуры Чехии как такой русско-чешский политический и общественный фестиваль. Или, скажем, в Берлине клуб очень известного художника Дмитрия Врубеля стал действовать как постоянная общественно-политическая площадка с хорошей программой. Сюда приезжают правозащитники, из писателей – Владимир Сорокин, например.

– А информационного агентство «Медуза» в Риге?

– Это действительно очень важный культурный феномен, это небольшой, но мощный центр русской журналистики за пределами России.

– «Форумы свободной России» в Литве проходят по два раза в год, и это тоже важно.

– Совершенно согласен. Я участвовал во всех трех уже форумах в Вильнюсе, и он действительно очень важен. Есть еще в Берлине форум Бориса Немцова. В первый раз он прошел в прошлом году и сейчас в октябре будет снова. Это тоже очень представительная площадка, где собираются и российские общественные деятели, и немецкие, что важно…

– А в Вильнюсе российские и литовские журналисты, политологи…

– Да, и депутаты Европарламента. Это очень важно. Нужно сказать большое спасибо Вильнюсу и тем политикам, которые оказывают этому явлению покровительство. Я думаю, им это дается нелегко, и это вызывает уважение. Наличие такой постоянной, пусть даже клубной площадки, в любом формате нужно, на мой взгляд. Вот в Варшаве, благодаря гражданской активистке Анастасии Сергеевой, такая площадка появилась: они уже получили помещение и будут работать. Приезжают в европейскую столицу какие-то интересные люди, возможен диалог не только с российскими, но и с европейскими исследователями, общественными деятелями, гражданскими активистами. Я бы очень хотел, чтобы Вильнюсе появился такой «Дом свободной России», пусть совсем небольшой: маленькая библиотека, маленький кинозал, где можно показывать документальное кино.

– Хотелось бы ещё подумать о взаимоотношениях между «новыми» русскими, приехавшими к нам из России, и «старыми» русскими...

– Во трех странах Балтии я как журналист общался со «старыми» или местными русскими. Как правило, это были люди культуры и в силу этого были, как правило, толерантны, открыты, достаточно адекватно воспринимали новую волну, возникшую на глазах. Тем более что эта эмиграция небольшая, ни в одной стране она не представляет большую конкуренцию «старым» русским. В Литве, например, они прекрасно знают литовский язык и выступают незаменимыми коммуникаторами, связными между культурами. Никто из новоприбывших даже в обозримом будущем не составит им конкуренцию, не сможет претендовать на такую позицию. В общем, я вижу симпатию и доброжелательный интерес к новой эмиграции. Да, конечно, в странах Балтии есть, и это очевидно, прокремлевски настроенное русское население, им нравится ностальгический мир русской империи, но, на мой взгляд, в подавляющем большинстве русская культурная среда всех странах Балтии прекрасно понимает, что такое Путин, особенно в его последнем периоде, какую форму принимает развитие этого так называемого «Русского мира»...

– Какую надежду вы возлагаете на молодежь, которая вышла весной в Москве на митинги протеста? Можно ли сказать, что благодаря тому, что они включаются в протестное движение, что-то изменится в ближайшее время?

– Это драматический вопрос, который всех нас волнует, и вокруг этого вопроса большой раскол общественного движения. Потому что одни считают, что ничего не может измениться в ближайшем будущем, другие возлагают какие-то надежды на эту молодежь. Если спросить меня, то я скажу: мы уже убедились, что сложившийся режим, его верхушка (а это сращение бывших спецслужбистов с олигархами и представителями церкви) – это необычайно устойчивая, коварная и изобретательная власть, которая успешно манипулирует населением и даже за пределами страны манипулирует общественным мнением не без успеха. Рассчитывать на то, что общественное движение снизу эту власть сметет или заставит ее трансформироваться, не приходится. Видно, что эта верхушка собирается стоять вечно, собирается постоянно точечными репрессиями давить общественный протест по любому поводу или игнорировать его изобретательно, например, компрометируя людей, участвующих в протестах, лишая их репутации. При этом безнадежно ждать, что население в широком смысле слова настолько одичает, настолько дойдёт до деградации из-за голода…

– Что повторятся события столетней давности, то есть 1917 года...

– И вряд ли бы кто-либо этого хотел. Потому что это будет беда и для всей страны, и для мира, для десятков миллионов людей, для каждой семьи. Вот потому в России такая тяжелая ситуация.

– То есть можно предположить, что все новые волны людей будут переселяться в Европу, потому что люди, которые не могут с этим смириться, но и не смогут протестовать, будут вынуждены уехать.

– Конечно. Мы видим, как меняется ситуация: 10 лет назад из России бежали маргиналы-нацболы, представители небольшой радикальной группы, потом поехали «болотники», а последние три года мы видим, что под давлением властей уезжает крупнейший экономист Гуриев – ректор целого экономического вуза. Под давлением уезжает Тимофей Кулябин, молодой талантливый режиссер, который поставил «Тангейзера» в Новосибирске. Он вынужден в Германию уехать. На наших глазах идет такое давление на театральный «Гоголь-центр», что уже неизвестно, что будет с его руководителем Кириллом Серебрянниковым. Давление коснулось не лидеров политических движений, но и людей вполне укорененных, статусных. Деградирующая власть ведет политику культурной унификации. Под предлогом каких-то «моральных требований» урезают свободу творчества: уже почему-то нельзя поставить спектакль про Рудольфа Нуриева в Большом театре!

– Писатель Борис Акунин уехал за границу не потому, что его преследовал кто-то, не давал ему писать и публиковаться, он просто задыхался, ему не хватало кислорода, творческой свободы...

– Да, так и есть. Каждый раз мы видим словно бы отдельный эпизод, но оказывается, что он – часть бесконечного списка. Вот выдавливают из страны молодого программиста замечательного Павла Дурова, отнимают у него бизнес какие-то эфэсбэшники, он уезжает в Лондон, открывает новое дело. Сейчас идет такая битва за историю, за историческую науку, что можно ожидать, что из-за этой дикой атмосферы, идеологического диктата, который навязывается в качестве догмы, лучшие историки махнут рукой и уедут в европейские университеты преподавать. И правильно сделают, нельзя же людям говорить: давайте будем сражаться и падем все в борьбе с этой ужасной бюрократией!

– Министр культуры России сказал, что история – не наука... И вот 100 лет большевистскому октябрьскому перевороту, но никто не обсуждает, не спорит, не оценивает это событие. Зато упорно на первый план выдвигается фигура Сталина. Есть версия, что это, отчасти, протестное явление: люди говорят, что он навел порядок, все жили бедно, плохо, но была великая держава, а сейчас все разворовали коррупционеры.

– Да, такую идею развивают несколько журналистов и политологов, но она мне кажется ошибочной. Сталин поднимается медленно в течение длительного периода, почти незаметно. Известно, что лягушка варится в кипятке долго, медленно, и не сразу это замечает. Фигура Сталина вышла на первый план еще в середине нулевых годов, когда выбирали «Имя России», и он впервые вдруг поднялся так высоко. Кремль перехватил тему Сталину у коммунистов КПРФ достаточно поздно и теперь исподволь, легко, не агрессивно ее разыгрывает. И нужна она потому, что Путин сделал очень резкий выбор с Крымом. Он резко развернул политику в сторону советской имперскости. Вспомните его шутливые слова ребенку: «У нас, мальчик, границы везде». Началась экспансия «русского мира» на окружающую Европу. И это потребовало возврата к такой идеологеме сталинистской: «У нас под рукой большой мир, наши интересы – везде».

– Уж не говоря про страны Балтии.

– Да. Когда Путин пришел к власти, первые шесть лет вся его пропагандистская верхушка хотела его соотносить с просвещенным временем Александра Третьего: веская разумная политика, со всеми странами все улажено, экономический подъем... Но за десять лет его правления съехало с этой аристократической идеи до Сталина с его агрессивной циничной позицией, коварной игрой, построенной на обмане. Помните, Черчилль спросил Сталина: «А где 35 тысяч поляков, которые были на территории СССР, куда они делись?» Сталин подумал и ответил: не знаю, кажется, они ушли через Манчжурию.

– А это те, кто погибли в Катыни...

– Да, это Катынь. Путинская стилистика в том же ключе. В ответ на вопрос «А вы это делали?» – ответ: «Не знаю, не в курсе, с этим разбирается кто-то там...» И все. Точно такая же игра. Что касается населения российского, ждет ли оно репрессий в отношении бюрократии? Этот вопрос много обсуждается. Коварный заголовок был недавно в «Московском комсомольце» – «Путин с народом против зажравшейся власти». Как будто есть какая-то отдельная от него «власть», которая «зажралась» и он с ней борется... Это страшная конструкция и неизвестно, к чему она приведет. Можно подумать об этом на примере Донбасса. Это образ будущей России. То есть, собственно говоря, путинизм как бы присаживает Россию до уровня Донбасса сегодняшнего. То есть чтобы была такая же атмосфера: какие-то мутные люди с мутными биографиями получили контроль непонятно над чем, переписывают на себя имущество… Такая крымско-донбасская атмосфера… У них там культура замешана на Великой Отечественной войне, на этой мифологии, на героизации прошлого, на полном конфликте с Западом и со всем окружающим миром. Конечно, это совсем неутешительно, потому что донбассизация Российской Федерации – это довольно жуткая перспектива. Но, кстати говоря, в ней нет ничего нереального, потому что тихо-тихо, незаметно, деградация может довести общество до такого состояния.

Поделиться
Комментарии