Про зарплаты, обязательный призыв и планы резервистов
После украинского кризиса оборонный бюджет Латвии стремительно растет. Так, в 2018 году по сравнению с кризисным временем он вырастет почти в три раза и впервые достигнет провозглашенной НАТО цели — 2% от ВВП страны. Что происходит в армии и с армией, как и на что тратятся деньги — вот главная тема беседы журналиста Яниса Домбурса с министром обороны Раймондом Бергманисом.
Все интервью можно посмотреть в записи, ну а мы выделили из него самое существенное.
О том, к чему сейчас готовится латвийская профессиональная армия и есть ли какие-то качественные показатели, которые надо соблюсти — что, от кого и как долго она должна защищать.
Конечно, можно говорить о качественных показателях, но надо понимать, что наша задача — сделать так, чтобы они никогда не пригодились. Это главное. А если они пригодились, [нападение] случилось, значит наша политика провалилась.
О том, почему при увеличении бюджета на оборону (в 2018 году 576 млн евро, плюс 126,8 млн. евро по сравнению с этим годом) растут расходы в первую очередь на инфраструктуру, а не на людей. В правительственной декларации 1,5 года назад было сказано, что в инвестиции должно быть вложено 20% бюджета, а в персонал "до 50%", а по факту теперь в инвестиции — в 40%, а на персонал только 33%.
Мы стараемся все делать одновременно. Хорошо, мы можем солдата одеть и вооружить, но у нас негде его учить, у нас нет полигона. Или — мы купили оружие, но у нас нет патронов. Мы должны думать и об инфраструктуре, обо всем сразу и одновременно.
Про то, как прижились бронетранспортеры, гаубицы, стингеры и новые вертолеты
О том, где простым людям почитать о том, почему армия закупает ту или иную технику. И почему именно эту, а не другую? Как это сделано, например, в Дании (Янис Домбурс показывает красивую презентацию с анализом, цифрами, графиками и рейтингами).
Я не могу вам сказать (..). Я согласен, нам тоже надо так сделать.
О закупленных в Великобритании бронетранспортерах и о том, довольны ли ими в армии и в министерстве обороны.
Я лично не эксперт, чтобы оценить их с операционной точки зрения. Но! Мы их получили в 2015 году. В начале 2016 года у нас были самые большие учения за пределами Латвии — 500 человек и 130 единиц техники, включая 30 этих бронетранспортеров. Это было в Германии. Там все были удивлены, что мы в столь короткое время так хорошо их освоили.
О страхах, что эти машины — такое старье, что для них боеприпасы даже не производят.
Боеприпасы производим здесь, на месте. Это не тайна, в ближайшее время будет новость. Просто пока договор до конца не заключен. Но это местный производитель, который будет в Латвии их производить.
О том, куда "пропали" закупленные самоходные гаубицы.
Я их действительно пока не вижу, но наверняка будут. Наверное надо подготовить для них инфраструктуру, персонал.
О том, зачем закупать "стингеры", если современные самолеты от них хорошо защищены.
Я не эксперт. Но они не только против самолетов. Есть вертолеты еще. И они нужны для защиты своего отделения, это оружие близкого действия. Я думаю, что они очень эффективны, в этом нет сомнения. Не производили бы их, если бы они не были эффективными.
Конечно, технологии развиваются, в этом нет сомнения. И нам надо за этим следить. Но взять те же наши самые RBS 70, зенитные комплексы для противовоздушной обороны — только закупив ракеты другой модели, о чем мы подписали договор со Швецией, мы сделали их намного эффективнее. Устройство — одно, ракета — другое.
О том, какие следующие большие закупки грядут в армии.
— Нам нужно менять вертолеты. У нас старые советские, с ними сложности с деталями, которые производятся в России. А сейчас такая тенденция… Мы остались единственной страной НАТО, у которой такие вертолеты. Они хорошие, но их обслуживание и ремонт сегодня сложны.
— Нынешние вертолеты не военные, они гражданского назначения. Новые будут военными?
— И такими, и такими. У нас обязанность помогать обществу [в случае ЧП и природных катастроф] и выполнять спасательные функции на море. Но и про военное назначение необходимо думать.
— Сколько будут стоить новые вертолеты, откуда придут?
— Точно сказать не могу. Но это будут новые вертолеты стоимостью около 20 млн. евро. Есть три-четыре компании, посмотрим на предложения.
— Сколько вертолетов будет закуплено?
— Хотел бы сказать "на сколько денег хватит" (смеется), но оборудовано два и это вопрос не желания, а людей. Это самое сложное — подготовка пилотов, спасателей, инженеров. А если они уходят — надо опять готовить новых. Это сложно.
О том, почему мы закупаем все в Великобритании, Швеции, Дании, но ничего — в США. Во всяком случае, если судить по публичным сообщениям министерства обороны.
Почему? Это не так! Один из первых договоров, которые я подписал, став министром обороны, был на закупку средств связи в США. Я не уверен, что могу рассказывать о нем, не нарушив условия конфиденциальности, но там была гигантская сумма.
О подозрительных закупках и безграничном доверии к экспертизе НВС
О том, не беспокоит ли министра, что армия массово — десятки договоров в год на общую сумму в несколько миллионов евро — закупает товары и услуги на сумму ровно 41 999 евро. С весны этого года — это максимальная сумма, которую можно потратить без тендера, на облегченных условиях.
Это надо спрашивать у комиссии по контролю за закупками и у НВС (..) Но у нас сотни закупок, неясно, сколько в процентном отношении занимают эти. Я, конечно, понимаю ваш взгляд на это и что вам кажется, что это подозрительно. Но если это было проведено для нужд каких-то подразделений, я не могу им возражать.
О том, контролирует ли министерство обороны закупки и обращает ли внимание на фирмы, которые очень много поставляют армии, работают без конкурентов или с малым их числом и, из-за этого, возможно работают неэффективно.
В таком виде, как вы спрашиваете — нет.
О том, адекватна ли цена недавно закупленных оптических приборов и приборов ночного видения — за 8 000 и 30 000 евро (без НДС), соответственно.
— Я не эксперт. Но если такая была суть конкурса, я не могу это оспаривать. Это в компетенции НВС. Экспертиза в вооруженных силах.
— Но у вас должна быть какая-то экспертиза и в министерстве.
— Да. Есть заместитель госсекретаря по вопросам обеспечения. Но у меня нет основания не доверять НВС и если они говорят…
— А, то есть у вас все на доверии! Не на анализе, отчетах, экспертизе…
— Мне кажется… Ну, как я могу не доверять военным экспертам, которые работают в Национальных вооруженных силах?!
Об обучении военному делу в школах и самом главном
О том, в чем суть введения военного обучения в школах и что министерство хочет получить от этого.
Цель очень проста — чтобы люди были патриотами этой страны. Это государственное воспитание. Это физическая форма, которую мы хотим помочь улучшить. Мы были бы очень рады, если бы подросток, пройдя через это, связал свою жизнь с армией, это без сомнения. Но даже если он станет врачом, инженером или другим гражданским специалистом — мы будем так же рады. Главное, чтобы он был сильнее, как человек — это самое главное.
Конечно, многие пытаются сравнить со временем, когда мы проходили военную подготовку в школах. Нет-нет, это не про это! Это не про то, как быстро ты можешь собрать и разобрать автомат. А про то, как ты относишься к своей стране. Про отношение.
