По итогам той акции российские силовики возбудили уголовные дела в отношении 28 человек. Неофициально этот процесс получил название "Московское дело", и одним из его фигурантов является Айдар. Приговоры по летним митингам выносятся в российских судах в настоящее время. "Московское дело" привлекло к себе большое внимание прессы и общественности. В результате поднявшейся волны удалось добиться выхода на свободу нескольких арестованных, другие были признаны виновными и получили наказание в виде условного срока или штрафа, третьи - отправились отбывать реальные сроки за "преступление", которого не было.

Айдару в этом смысле повезло немного больше. После более чем месячного пребывания под арестом в московском СИЗО меру пресечения ему сменили на подписку о невыезде. А еще через месяц он, находясь в статусе подозреваемого, покинул Россию и оказался в Литве, где ожидает решение на свое прошение о политическом убежище. Россия после "побега" Айдара объявила его в розыск. Мы поговорили с Айдаром о его прошлом, эволюции взглядов, политической деятельности, событиях того рокового дня, жизни в Литве и дальнейших планах.

- О тебе в основном пишут в контексте "московского дела" и именно с этого лета твое имя стало на слуху. Но мало кто знает о твоих прошлых годах, поэтому давай вернемся немного назад. Расскажи вкратце свою биографию.

Ну я родился в Уфе (республика Башкортостан, Россия - ред.). Большую часть жизни прожил там. Закончил школу, участвовал в олимпиадах и получал дипломы, хорошо написал ЕГЭ (Единый государственный экзамен. - ред.) и это позволило мне поступить в МФТИ (Московский физико-технический институт - ред.), что я и сделал после школы. Ну и соответственно, в 2011 году переехал в город Долгопрудный и жил там 4 года. Потом переехал в общежитие, которое находится в Москве. После окончания МФТИ я остался жить в Москве. По специальности я программист и работать в этой отрасли, параллельно учась, начал после III курса. При этом упор я делал на работу. Ну а после получения диплома магистра я продолжил трудиться в этой же сфере.

- "Московское дело" без сомнения является политическим. А поскольку ты являешься его фигурантом, то значит, и мимо тебя политика не проходит. А интересовала ли она тебя в школьные и студенческие годы?

Меня политика интересовала в том плане, что, например, в школе я читал о том, что происходит в России. Знал, какие есть политические партии и основные политические лидеры, как оппозиционные, так и нет. Ну то есть, какой-то интерес у меня был, но он не переходил в активную деятельность, я не был членом какой-либо партии и движения, не являлся приверженцем кого-то из политиков. Вообще в школе у меня были достаточно консервативные взгляды. И с высоты сегодняшних дней это одновременно и забавно, и неприятно вспоминать. Например, мне были присущи такие вещи как "сталинизм - наше всё" и прочее. Также в средней школе я был гомофобом. А уже с первых курсов института мои взгляды сильно эволюционировали в сторону либерализма. Я понял, что те же представители ЛГБТ мне вообще никоим образом не мешают, и они такие же люди, как я, с теми же правами.

Айдар Губайдулин

- Как происходил твой дрейф от радикальных взглядов к либеральным и что этому способствовало?

Я не могу точно сказать. Наверно то, что на I-II курсе я начал заниматься игрой, воспроизводящей парламентские дебаты. Там была такая тусовка с достаточно либеральными взглядами и наверно это сыграло свою роль. Ну и также сильно помогала разбираться во многих вопросах подготовка аргументов при выработке позиции к игре в дебаты и углубленное изучение разных кейсов в рамках этого.

Кроме всего этого, я никогда не был религиозным, но считал себя верующим: не был приверженцем ислама, хоть я и татарин, но думал, что есть какие-то высшие силы. Постепенно я отошел от этой точки зрения, стал атеистом и начал читать разные научно-популярные и научные книги. Тогда я понял, что научный взгляд на мир является самым рациональным и справедливым.

- А когда твой интерес к политике перешел в практическую плоскость?

Ну как я и говорил, я не был до недавних пор активистом. Когда были митинги за честные выборы на Болотной площади в 2011-2012 годах, я уже жил в Московской области, но это все прошло мимо меня. Моим первым митингом был "Он вам не Димон" в 2017 году (акция протеста в Москве после выхода антикоррупционного фильма-расследования политика Алексея Навального про премьер-министра РФ Дмитрия Медведева - ред.), а до этого я смотрел почти каждое расследование Навального. После первой акции я уже старался большие митинги не пропускать. Для меня тогда это было впервые и я вживую увидел, как полиция и Росгвардия обращались с людьми, что меня очень возмутило. Тогда я понял, что выходить на улицу нужно.

- Были ли еще политики помимо Навального, которые приковывали твое внимание?

Я знал о Немцове, слышал о Ходорковском, о Каспарове, но симпатизировал больше всего именно Навальному. Наверно потому что он создавал такой более молодежный и интересный контент. Сейчас, кстати, у меня снова превалирует точка зрения о том, что я не хочу быть приверженцем какого-то конкретного политика.

- Выходя на уличные мирные акции, понимал ли ты, чем это может обернуться для тебя и был ли морально готов к этому?

Как я уже говорил, митинги на Болотной площади и последовавшее следом "Болотное дело" прошлом мимо меня. Понятное дело, что я слышал о задержаниях на митингах, но мне казалось, что они всегда заканчивались административными делами, штрафами и арестами на несколько суток. К такому я был готов.

Тут есть еще один интересный момент. Я считаю, что несмотря на все незаконные действия Росгвардии, в задержаниях зачастую виноваты и сами протестующие. Понятно, что есть такие вопиющие случаи, как с Павлом Устиновым (российский актер, жестко задержанный на одном из митингов и подвергшийся уголовному преследованию. Устинов ожидал своего знакомого, с которым у него была назначена встреча у станции метро. Однако сотрудники полиции приняли его за участника митинга - ред.), но обычно в случае нагнетания обстановки всегда есть возможность уйти в более безопасное место, если, конечно, у тебя нет задачи свинтиться. Нужно стараться контролировать свои эмоции и заботиться о собственной безопасности. Я всегда был человеком сдержанным. Я понимал, что когда на тебя идет колонна Росгвардии, то бороться бессмысленно, а если ты что-то сделаешь, то для тебя будут плохие последствия. И у меня эта стратегия обычно работала.

- Но тем не менее, она дала сбой. Наступило лето 2019 года и ты оказался фигурантом уголовного дела, возбужденного по итогам митинга 27 июля. Поводом для твоего ареста послужило то, что ты кинул пластиковую бутылку в сторону сотрудника Росгвардии. Расскажи, что тогда произошло?

В сентябре 2019 года должны были состояться выборы в Московскую городскую думу, к которым было приковано пристальное внимание после того, как почти всем независимым кандидатам отказали в регистрации. После этого люди стали выходить на митинги. 20 июля был согласованный митинг на проспекте Сахарова, и я там был.

27 июля был несогласованный митинг у мэрии Москвы, где собственно все и случилось. Примерно в 2 часа дня я приехал в центр. На выходе из метро досмотрели мои вещи и, как я понял, проверяли многих молодых людей. Потом на выходе из метро ко мне подошел полицейский и попросил документы. Я показал, и поскольку у меня была московская прописка, то претензий ко мне не было. При отсутствии московской прописки меня бы видимо задержали, так как в новостях говорили, что в Москву свезли проплаченную массовку из провинции. И действительно, многих студентов, у которых не было с собой документов, задерживали при выходе из метро.

Затем я пошел к мэрии, подступы к которой были закрыты. Люди в итоге собрались в Столешниковом переулке, и следующие несколько часов я провел там. Там было очень много людей, они вели себя абсолютно мирно, изредка скандируя какие-то лозунги. То есть, не было никаких массовых беспорядков, о которых говорит статья 212 уголовного кодекса. Спустя какое-то время, судя по всему, полиции и Росгвардии поступил приказ, и людей начали теснить и задерживать. Колонна Росгвардии оттеснила их к Большой Дмитровке, после чего "рассекла" толпу на несколько частей. Участники митинга небольшими группами пошли по улицам Москвы, я с одной из них двинулся в сторону Трубной площади. Так мы гуляли некоторое время и дойдя до Лубянки, не определились куда идти дальше, и остались здесь.

Через несколько минут мимо меня росгвардейцы вели кого-то из задержанных, и у них на пути оказался Борис Канторович, которого я знал. Возможно, сотрудники подумали, что он хочет отбить у них задержанного, и накинулись на него с дубинками, попутно "отоварив" еще пару человек. Причём били с такой силой, что у одного из росгвардейцев дубинка сломалась об спину Канторовича. Это выглядело очень дико и возмутило находившихся рядом людей. Они начали кричать, бросать в полицейских пластиковые бутылки на эмоциях, пытались оттащить росгвардейца от избиваемого. В общем этот эпизод был знаковым. За него возбудили 8 уголовных дел, в том числе одно - в отношении меня.

Помню, что тогда было ужасное ощущение бессилия. Во мне боролись сразу два чувства. С одной стороны ты понимаешь, что если сделаешь даже какое-то движение в сторону сотрудников, то легко можешь отправиться в тюрьму. С другой стороны, ты понимаешь, что нельзя просто так стоять и смотреть. И поэтому я не нашел ничего лучше, кроме как поддаться эмоциональным порывам - взял пустую пластиковую бутылку и бросил. Хотя она ни в кого и не попала, тем не менее, сразу после броска, я подумал, что не надо было этого делать.

- Но, как я понимаю, на той акции ты задержан не был и претензий со стороны правоохранительных органов за этот эпизод тогда к тебе не возникло.

Да, я даже еще принял участие в шествии 3 августа. Ко мне домой пришли лишь вечером 8 августа. Начали звонить и стучать дверь с криками "Это полиция, открывайте!". Для меня, как для человека, к которому полиция никогда до этого не стучала в дом, это было шоком. "Сердце ушло в пятки", я сидел не шелохнувшись и думал, что делать. Я понимал, что раз это полиция, то не к добру. Причем это было после 22:00, а следственные действия в ночное время проводятся лишь в экстренных случаях. Тогда я об этом не знал, иначе не впускал бы их до 6 утра. Они стучали в течение 5 минут, после чего я открыл. В квартиру зашел следователь, оперативники и понятые и, собственно, начался обыск. По его итогам у меня изъяли всю технику, которую так и не вернули.

- Расскажи немного о СИЗО. Твой первый день в нём и насколько верны представления обывателя о порядках, царящих там?

Сначала тебя везут в изолятор временного содержания, где изымают личные вещи, шнурки и так далее. В трехместной камере там я оказался один. Условия - далеко "не сахар". Там был какой-то грязный извалявшийся матрац, подушка с непонятными разводами. Я постелил одноразовую простынь, которую мне дали и попытался заснуть, но этого у меня не получалось. Затем в камеру привели еще двоих человек по другим статьям. Мы пообщались и попытались заснуть. На следующий день с утра был завтрак, кормят там на удивление неплохо - как обычный бизнес-ланч в какой-нибудь столовой.

На второй день был суд по мере пресечения и меня отправили в СИЗО. Там постоянно мне меняли камеры. Я уж не знаю, случайно так вышло или это была какая-то тактика администрации изолятора. Сокамерники также постоянно менялись. Был среди них человек, который показался мне подозрительным, хотя непонятно, чего этим хотели добиться. Затем ко мне подселили человека, который ранее уже отбывал срок за убийство и разбой. При этом в общении оказался достаточно приятным. Он рассказывал много историй про СИЗО и колонии, говорил, что не надо там ничего бояться, ведь там сидят такие же люди. Культура АУЕ (система понятий и иерархии, которая по мнению многих людей, существует в местах заключения - ред.) в колониях может и есть, но ты не обязан ее придерживаться. Но во многом, конечно, все зависит от конкретного изолятора и колонии. Вообще, проблем особых в СИЗО, у меня не было, наверно еще во многом и потому, что к моему делу было пристальное внимание, но кормят в СИЗО гораздо хуже, чем в ИВС. В общем с голода ты с этой едой не помрешь, но здоровье значительно "посадишь", если будешь долго на ней сидеть.

Из того, что еще вызывало дискомфорт - это отсутствие душа. Он полагался лишь раз в неделю и это очень тяжело, особенно для меня. У меня такая особенность организма, что я достаточно сильно потею и в обычной жизни ходил в душ каждый день, а то и 2 раза в день.

- К чему ты себя готовил в СИЗО, и ощущалась ли поддержка с воли?

Ну я вообще в каждой ситуации стараюсь оценить все риски. Самый плохой исход в моем случае был получить 3 года колонии, и я себя к этому готовил. Так просто психологически проще, и если вдруг происходит более благополучный исход, то это уже хорошо. То есть, нет таких скачков настроения в зависимости от исхода. Ну а поддержка, конечно, ощущалась. Если мои сокамерники не получали писем ни от кого, то мне приносили ежедневно чуть ли не по 10 штук. И это вызывает какой-то интерес и уважение к тебе со стороны заключенных. Плюс администрация знает, что за твоей судьбой пристально следят и тоже начинает вести себя по-другому.

- А стало для тебя неожиданностью освобождение?

Конечно. 18 сентября меня привезли в суд, и я готовился к обычному процессу. Но вдруг прокурор ходатайствует о возвращении дела в прокуратуру. Это было приятным сюрпризом для всех.

- Решение покинуть Россию ты принял сразу после освобождения?

Я вообще не собирался уезжать. Мои адвокаты думали, что дело закроют в течение 2-3 недель. Но, как потом показало время, этого не случилось. Следствие просто поменяло обвинение. Если изначально у меня было покушение на насилие, то потом они переформулировали на "угрозу применения насилия". То есть, дело все-таки хотели довести до суда. Изначально я хотел дождаться, когда дело уйдет в суд и только после этого уехать. Все-таки была какая-то надежда, что его все-таки закроют. Но 14 октября задержали 4-ых новых фигурантов этого дела, а вечером того же дня Константина Котова приговорили к 4 годам колонии (за участие в 3 одиночных пикетах - ред.). И это было "последней каплей" при принятии решения для меня.

- Не знаю, насколько можно тебе раскрывать эти подробности, но если можно, хотелось бы узнать, как, находясь под подпиской о невыезде, тебе удалось пересечь границу?

Я думаю, есть база тех, кто находится в федеральном розыске, но людей, которые находятся под подпиской или под домашним арестом, наверно, не так тщательно проверяют. Больших подробностей я раскрыть не могу, но в общем мне удалось покинуть Россию и оказаться в Литве.

- Почему ты выбрал именно Литву?

Было несколько вариантов. Просто люди, которые мне помогали, сказали, что в Литве это все проще, процесс отлажен и проблем особых не будет.

Айдар Губайдулин

- Как тебе вообще Литва?

Я до этого почти 8 лет прожил в гораздо более крупной 14-миллионной Москве. Поэтому, когда ты оказываешься после этого в городе с населением в 500 000 человек, - это всегда резкий контраст. Я привык к московскому ритму, к пробкам, к количеству людей, и когда я очутился в Вильнюсе, то для меня было непривычно. Но сейчас как-то обжился, привык, ходить стал медленнее. Еще один момент, который мне как курильщику бросился в глаза, это цены на сигареты и бензин. Сразу же возникло желание бросить курить (смеется). Ну также непривычно, что в супермаркетах все на литовском. Хотя, колбасу от кефира я отличить могу, поэтому это не большая проблема.

- А каков твой круг общения сейчас здесь?

Ну, с самими литовцами я знаком мало. Мне удалось познакомиться с некоторыми россиянами, которые также, как я, ранее уехали из России. Пока я вот в этой среде.

Я читал твое интервью "Коммерсанту", которое вышло, когда ты уже покинул Россию, но не раскрывал место своего нахождения в общении со СМИ. В нем ты говорил, что находишься в одной из европейских стран, которая является твоей временной точкой пребывания. А в последующих интервью, когда ты уже раскрыл, что находишься в Литве, ты говорил, что проведешь в Литве какое-то продолжительное время, может год, а может и несколько лет. В связи с этим хотелось спросить, все-таки твои планы связаны с Литвой или ты собираешься уезжать? И почему у тебя так поменялась позиция, что ты собираешься находиться здесь более длительный срок, чем озвучивал это "Коммерсанту"?

Ну то, что я говорил "Коммерсанту", на это есть определенные причины, о которых я не буду говорить. Но ближайшие минимум год-два я собираюсь именно здесь провести. Надеюсь, что получу политическое убежище и буду работать. Сейчас я ищу работу (на момент выпуска материала Айдар нашел удаленную подработку в сфере IT - ред.). В свободное время помогаю тем, кто остался в Москве, прежде всего фигурантам "Московского дела". Существует инициативная группа "Арестанты 212", которой я помогаю с сайтом.

Хочется надеяться, что больше фигурантов этого дела не будет. Тем не менее, как бы то ни было, я не собираюсь оставлять правозащитную деятельность в свободное от работы время.

Поделиться
Комментарии