Сейчас на том месте, где когда-то был лагерь, находится поселок Малиновка. Населенный пункт с ягодным названием, расположен всего в 30 км от новой столицы Казахстана – Астаны. Там – упакованные в алюкобонд высотки и многоуровневые дорожные развязки, а здесь – продуваемая всеми ветрами степь, братская могила бывших узников и тихая тополиная Аллея памяти. Именно в Малиновке по инициативе президента Казахстана Нурсултана Назарбаева был сооружен мемориально-музейный комплекс памяти жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР». Музей был открыт в прошлом году, в День памяти жертв политических репрессий, который в Казахстане ежегодно отмечается 31 мая. В огромных залах музея представлены многочисленные архивные документы, копии протоколов, приказы о расстрелах, личные дела заключенных, фотографии, рисунки, личные вещи, трогательные поделки из теста и вышивки. Но особый холодок в крови вызывают экспозиции фрагментов барака, мастерская швейного цеха и камера узниц.
Единственный на весь Союз…
- АЛЖИР – единственный лагерь во всей системе ГУЛАГа, в котором содержались женщины, и конечно, ничего общего с одноименной африканской страной он не имеет, – рассказывает заведующий научно-исследовательским отделом мемориально-музейного комплекса Серик Садыков. – Это название в шутку придумали сами узницы.
За годы сталинских репрессий с 1937-го по 1953-й год здесь их побывало около 20 000 человек, а география не ограничивалась лишь территорией Советского Союза. Узницами АЛЖИРа были женщины 62 национальностей! Печальную тройку лидеров составляли русские – 55%, еврейки – 16,5% и украинки – 12,7%. – В те годы в Казахстан было депортировано более полутора миллионов человек, – продолжает Серик Садыков. – Неугодных сталинскому режиму людей отправляли на спецпоселение целыми семьями и деревнями. К примеру, из Литвы был переселен 49 331 человек, но в Казахстане переучет прошли 44 814.
Спрашиваю, куда делись почти 5 тысяч человек.
– Кого-то могли отправить в другие среднеазиатские лагеря или в Сибирь. Но очень много людей гибло по пути, – поясняет мой собеседник. – Их ведь везли в товарных вагонах, еда была ограничена, ну что им давали – соленую селедку, кипяток… Конечно, они не выживали… Представьте, какой это долгий путь из Прибалтики в Казахстан, через весь Советский союз… Никто их в дороге не лечил, если что случалось, их просто выбрасывали и закапывали по дороге. Жены изменников родины прямиком попадали в АЛЖИР. Их мужья, если не были расстреляны, отправлялись в другие многочисленные лагеря. Дети до трех лет оставались с матерью, затем их отдавали в детдом.
Наказание без преступления
Сталинские лагеря преследовали не только политическую задачу – избавиться от инакомыслящих, но и экономическую. Для освоения огромных казахстанских территорий требовались рабочие руки.
– Природно-климатические условия были экстремальными, нормальные люди здесь ни за какие коврижки не работали бы! Поэтому все делалось за счет заключенных, – говорит Серик Садыков. – Вы посмотрите, почти весь Центральный Казахстан не только в сельскохозяйственном, но и в промышленном плане развивался благодаря усилиям лагерных узников. Скажем, шахты или рудники Карагандинского металлургического комбината строили именно они.
Так же как и другие лагеря, АЛЖИР был не только центром по перевоспитанию людей, но и крупной производственной единицей. Лагерь, занимавший территорию в 30 гектаров, имел два направления – сельскохозяйственное и швейное.
- Женщины работали по 12-14 часов в сутки, у них были обязательные планы поставки государству сельхозпродукции – овощей, фруктов, молока, мяса, а также мужской и женской одежды, – рассказывает Серик Садыков. – На территории лагеря было озеро, и первые два года женщины заготавливали камыш. Камышом они отапливали бараки, из него же делали камышитовые матрацы, на которых спали. Узницы считались преступницами, и вот эти ватные матрацы в нашем понимании им не полагались. Государство даже в этом их наказывало! Очень скудным был и рацион. Стандартный набор был такой: на завтрак, обед и ужин 200 граммов черного хлеба, черпак баланды – жидкого супа и чайная чашка перловой каши. И все. Но для детей в лагере действовали ясли. Была такая еврейка Ханна Мартинсон, врач-педиатр с отличными организаторскими способностями. Так вот она добилась того, чтобы в лагере были созданы ясли с молочной кухней для усиленного питания детей и кормящих матерей.
Разлучение с детьми женщины переживали особенно тяжело.
- Каждый ребенок после 3 лет попадал в детдом, и это, конечно же, была трагедия. Государство наказывало его отца, расстреляв как врага народа, была наказана мама как член семьи изменника родины, и вот это клеймо переходило и на детей. Сталинская теория круговой поруки, что муж в ответе за жену, жена в ответе за мужа, дети в ответе за родителей и что всех надо наказать, обращалась в чудовищную трагедию, – говорит Серик Садыков. Кроме того, по его словам, женщины подвергались унижениям и избиениям в самом лагере, учитывая, что они находились в полной жесткой изоляции и зависели от конвоиров НКВД. 58 статья, по которой осуждались жены изменников родины, предполагала срок 6-8 лет. Конечно, многие не выдерживали до его окончания. До сих пор доподлинно неизвестно, сколько женщин погибло. Многие умирали от тяжелых условий работы, к примеру, при заготовке камыша, тогда других узниц заставляли рыть канавы и хоронить в них трупы.
Цвет каждой нации
Сталинский режим уничтожил лучших из лучших в каждой нации. И женщины не стали исключением. Узницами АЛЖИРа были певица Лидия Русланова, известная писательница-публицист, мама Василия Аксенова – Евгения Гинзбург, мама Булата Окуджавы – Ашхен Налбандян, мама знаменитой балерины Майи Плисецкой – Рахиль Плисецкая, две сестры маршала Тухачевского, сестра маршала Гамарника…
– Многие узницы лагеря были образованными и передовыми людьми своего времени, – поясняет Серик Садыков. – Это были женщины, которые действительно могли сделать для страны нечто более полезное и значимое, нежели выращивание овощей. Ведь и их мужья были образованными, занимали важные посты. Неудивительно, что вслед за мужчинами пострадали и их жены, матери, сестры…
– Женщин было очень много, и я знаю, что они делились по географическому признаку. Например, москвички занимали отдельные нары, ленинградки – отдельные нары, женщины из Прибалтики – отдельные нары, но такого жесткого разделения на подчиненных и авторитетов, как в мужских колониях, у них не было. Они были более дружные, чем могли, поддерживали друг друга, и морально, и материально. Держали себя корректно и, видимо, считали, что в таких жестких условиях не стоит усугублять ситуацию.
Учитывая, что среди узниц было очень много женщин из сферы культуры – скрипачек, пианисток, поэтесс, актрис – они организовывали поэтические и музыкальные вечера, писали и читали стихи, устраивали театральные представления. В музее сохранились баян и мандолина, скрасившие не один вечер арестанток.
– Начальство понимало, что нельзя все время держать женщин в постоянном напряжении, пар-то из котла надо выпускать, поэтому после отбоя в 10 часов, когда их закрывали, они могли заниматься самодеятельностью, – рассказывают в музее.
Неформальные формальности
Первые 4 года нахождения в АЛЖИРе у женщин не было права на переписку и получение посылок и передач. За этим велся особый строгий контроль. Оставшиеся на свободе родственники узницы и не подозревали о ее местонахождении и только по истечении долгих 4 лет женщина могла сообщить о том, где она сидит. Сталинская мясорубка не признавала никаких послаблений ни в чем.
Сотрудники музея показывают мне огромную шестисотстраничную книгу с именами узниц… Тысячи и тысячи судеб, имен, дат и географических названий, десятки национальностей… Лишь последнее предложение имеет 2 варианта: либо умерла, либо освобождена.
– Кстати, я заметил, что еврейки любили записываться литовками, латышками или эстонками, – говорит Серик Садыков. – Возможно, существовал какой-то обмен, и они, таким образом, надеялись, что Москва обменяет их на нужных себе людей, коммунистов. Но это лишь мое предположение.
Испытания на прочность продолжались и после освобождения из лагеря. После отбытия срока узникам запрещалось жить в 200 городах Советского Союза. Это была законодательно закрепленная норма, согласно которой они могли проживать только на 101-м километре от областного центра или большого города. После смерти Сталина многим депортированным народам, скажем чеченцам или ингушам Хрущев стал давать земли, а жителям Прибалтики разрешили возвратиться на родину. Но не всем было куда возвращаться.
– Конечно, у многих остались там родные, которые их ждали, – рассказывает Серик Садыков. – Но были случаи, когда женщинам идти было некуда – муж расстрелян, родители умерли, дети разбросаны по детдомам, еще и война ведь началась… Тогда они оставались в Казахстане, заводили здесь семьи и начинали жизнь с нуля. Всего же из более чем полутора миллионов депортированных в нашу республику человек, 850 тысяч остались в Казахстане.
Живут и помнят
Помнят о трагичном прошлом, но живут светлым будущим наверняка все потомки жертв сталинских репрессий. Ту лагерную правду помнят и в общине г. Караганда «Lituanica», самой крупной общине литовцев в Казахстане. И уже не детям, а внукам рассказывают о том, кем вышивались эти полотенца, или о чудом сохранившихся иконах.
– У нас в Караганде есть музей, в котором мы храним различные поделки женщин-узниц, документы, фотографии, – рассказывает председатель общины Виталий Тварионас. – Эти чудом оставшиеся вещи – свидетели той трагедии, мы получили от их владельцев, которые уехали в Литву.
Сегодня в карагандинской общине литовцев помимо музея действует воскресная школа, танцевальный ансамбль, телефон взаимопомощи. Все желающие могут изучать литовский язык. Налажены связи с Департаментом нацменьшинств Литвы, регулярно приходит литовская пресса.
Кстати, сам 42-летний Виталий Тварионас, не потомок депортированных литовцев, и помимо общественных дел он успешно занимается бизнесом. – Мои родители приехали в Казахстан по распределению, и я родился здесь, – рассказывает он. – Все, кто хотел уехать, уже давно уехали, есть и те, кто обратно вернулся в Казахстан. Сейчас ездят в основном по делам, у нас ведь очень много совместного бизнеса. И стремления уехать в Литву навсегда у карагандинских литовцев нет. Если даже останавливается бизнес по торговле подержанными машинами, то находится что-то другое. Интересно, что литовцы Литвы приезжают сюда и предлагают совместный бизнес. Многие уже поняли, что в Казахстане огромные перспективы, рынки сбыта, и самое главное, политическая стабильность и все возможности для иностранных инвесторов. У меня у самого строительный и охранный бизнес, и я себя прекрасно чувствую в Казахстане…
Вместо пальбы по прошлому, его надо изучать
– Мы до сих пор не знаем всех имен тех, кто стал жертвой сталинских репрессий и не осознаем масштабы той трагедии, – уверен доктор исторических наук, профессор Казахского Национального Университета им. Аль-Фараби Сагымбай Козыбаев. – Первым кто начал работать с этим, был мой брат (Манаш Козыбаев – академик Национальной Академии наук Казахстана – прим. авт.). Еще в советское время вместе с другими исследователями они выпустили 14 книг, в которых раскрыли часть фамилий и подробности ужаса тех лет.
По словам Сагымбая Козыбаева, пролить свет на те годы во многом помогли и свидетельства самих узников.
– Тот же «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, за который он получил Ленинскую премию. Там ведь описана лагерная жизнь Экибастуза, где он сидел, – продолжает он. – Но до конца, конечно, это дело исследователей, ведь за каждым человеком судьба.
Но проблема не в фактическом материале, которого предостаточно, а в том, что этим сейчас никто не занимается, уверен ученый.
– До сих пор могилы нашли, но точно идентичность костей, конечно, никто не делал. Это, по сути, братские могилы. Вот сейчас в России что-то находят, поисковые отряды работают, к сожалению, у нас это не развито, – сетует Сагымбай Козыбаев. – Не осталось историков, в связи с ликвидацией научных институтов, уже и исследователей нет.
По мнению ученого, подход к этой теме должен быть комплексным.
– Государство должно заниматься патриотическим воспитанием, говорить и трубить об этом! – уверен он. – Мы забываем о своей памяти. Молодежь этого не знает! Ленина даже не знают, думают, что это актер! По сути, мы не знаем своих ближних корней, я уж не говорю о средневековье или древней истории. Иногда в прессе появляются материалы на эту тему, но хаотично и редко. Направленной работы нет.
И недоступность архивов – не причина для ничегонеделания.
– Архивы можно достать! Историков-исследователей нет, они просто убывают, представляешь, – говорит он. – Эту ситуацию нужно в комплексе решать. Вот взяли академию развалили, ученых нет, зарплата – крохи… Поэтому таким фанатизмом мало кто занимается. Государство должно быть заинтересовано в раскрытии своей истории, это же буквально вчера было! Мы пальбу устраиваем по своему прошлому, а там надо просто копать.
По словам ученого, сталинские лагеря, больная режущая тема для очень многих людей. Не все до сих пор знают, где похоронены их отцы, а ведь в архивах это все есть… И очень важно постараться узнать правду как можно раньше.
