Чудом переживший ужасы трех концентрационных лагерей 16-летний Моисей вернулся в Каунас, где был его дом, слышал бой старых семейных часов, но ни дом, ни имущество семьи ему вернуть не удалось. Прейс хорошо помнит, что в первый раз от смерти его спас литовец Альбинас.

Прейс сейчас живет в Швенчёнисе. Он рассказал о том, что пережил в лагерях. Сейчас в его квартире, где после смерти супруги он остался один, целую стену в комнате занимают снимки и статьи о концентрационных лагерях, висит котелок, который побывал с ним во всех лагерях, Моисей ел из него. В мае 1945 г. его и других пленных из лагеря Дахау вели в сторону Альп, когда их освободили американцы.

Прейс родился в Каунасе в 1930 г. У его отца на ул. Президенто был магазин, он торговал шляпами. Семья жила в собственном деревянном доме на ул. Угнягясю, 13. Там Моисей и родился. У него были три старшие сестры – Дора, Рива, Берта. Мама Рахиль не работала, заботилась о семье, доме. Сестры учились в университетах, а Дора в 1940 г. вышла замуж. У семьи было четыре комнаты и гостиная. В доме говорили на идиш, Моисей, как и другие члены семьи, хорошо говорил по-литовски, посещал литовскую школу.

– У отца была большая семья, с дядями, тетями, двоюродными братьями и сестрами мы жили дружно, – вспоминает Моисей. Наш отец работал, содержал семью, всего хватало, я помню, сестры любили наряжаться. Когда они с кавалерами ходили в ресторан, обязательно брали и меня (смеется). Я и сегодня помню необычный аромат кофе, пирожные. И в один день все это было разрушено. Здесь на снимке на стене наш дом, мам и сестра, это – кусок лагерной колючей проволоки, а вот – фотографии. Я все собирал много лет, ничего не забыл, все помню.

Moisiejus Preisas

Немцы еще не пришли в Каунас, когда начались погромы, когда белоповязочники начали убивать евреев. Мне было всего 11 лет, когда одним ясным июньским днем в Каунасе в наш большой двор вошли мужчины с белыми повязками. Одного я хорошо знал, это был старший сын нашей дворничихи. Его мать в это время сидела во дворе и чистила картошку.

"Евреи в этом доме живут?", – спросили вооруженные мужчины.

Маленький Моисей дружил с младшим сыном дворничихи Альбинасом, которые стоял рядом с матерью. "Нет, – сказал Альбинас. – Их здесь нет".

Моисей заметил взгляд старшего сына дворничихи, у которого была белая повязка. Мужчины ушли. В тот день всех евреев, которые жили во дворе, где была типография, лимонадный цех, мебельная мастерская, вывели и расстреляли. В тот день Альбинас спас Моисея и всю его семью.

Через три дня 27 июня прошел второй, очень жестокий погром, начавшийся у гаража "Летукис".

– Когда в 1941 г. пришли немцы, забрали отцовский магазин, передали другим. Евреи не могли входить в магазины, парки, ходить мы могли лишь по проезжей части. Мы с Альбинасом ходили в магазин, покупали хлеб, картошку. Так выживали. Через несколько месяцев всем евреям приказали перебираться в гетто в Вилиямполе. На сборы дали 24 ч. Мы и не представляли, что никогда не вернемся домой.

Вся наша семья поселилась в последнем доме гетто на ул. Мишко. Там было несколько семей – 15 человек. Мы спали на полу, места не хватало. Отец работал на фабрике, поскольку работающих в гетто не брали. Сестры прятались в лесах. В Каунасском гетто было около 40 000 человек. За одну ночь убили 1500, за другую – около 2300. А во время детской акции убили 1600-1800 детей, им было 12-13 лет. Одну акцию я видел, детей закалывали штыками, младенцев били головами об пол или разрывали пополам. страшная жестокость.



И на этот раз Моисею удалось спрятаться. Когда мать увидела его живым, потеряла сознание. В следующий раз он попался, когда принес в гетто несколько деталей для производства оружия, увидевший его охранник стал кричать. Моисей прыгнул в яму и спрятал детали. Когда охранник их нашел, посадил мальчика в карцер, там нельзя было ни сесть, ни лечь. Его били, мучили, но он ничего не рассказал. Однажды немцы сказали детям, что их повезут на курорт и посадили в первый вагон. Их привезли в Штуттгоф, их встретил оркестр.

– Мы не знали, куда нас привезли. Около километра шли пешком, если кто-то падал, сразу стреляли. Начался отбор, женщин отделили. Маму с сестрой перевели в другую колонну, я старался попасть в число взрослых, был там с отцом. Помню, проверяли зубы, руки, ноги, сильные ли. Поместили в четвертый барак, там было 200 детей, за которыми смотрел старший - поляк Яцек, его называли Кровопийцей. Мы звали его так за жестокость, садизм. Он убивал детей. Бедные дети попали сюда из Литвы, Чехословакии, Венгрии и Польши, из них было лишь 8 евреев. На наши рубашки пришили красные треугольники, это значит, что мы – "политические".

Я говорил на хорошем литовском языке, никто не знал, что я еврей. О польских детях заботился добровольно приехавший с ними ксендз. При нем дети были спокойнее, было меньше конфликтов, но избежать убийств он не помог – он был убит вместе с детьми. В Штуттгофе надзирателями были украинцы. Немцы только руководили лагерем. Утром нас поднимали, заставляли ползать на четвереньках, бегать, прыгать, били, издевались над нами. Через неделю детей посадили в машину и снова увезли на вокзал.

Моисея с другими мальчиками перевезли в Освенцим. Там тоже их встретил оркестр. На воротах была надпись "Труд делает свободным". Поселили в деревянных конюшнях. Освенцим – это самый большой концентрационный лагерь в Польше, основанный нацистами. Там Моисей Прейс получил номер, у заключенных Освенцима не было ни имен, ни фамилий, только номера. Забрали одежду, всем выдали одинаковую робу. Многих убивали сразу, как только привозили, их увозили в крематорий. Другие умирали от голода и истощения.

Моисей уже научился избегать опасностей и следил за происходящим. Он хорошо говорил по-литовски, скрывал свое происхождение. Однажды, когда он заметил, что надзиратель записал его номер, он переоделся в куртку только что умершего мальчика. Так покойный спас живого. Моисея перевели в другой барак. Он работал. Носил в гору камни.

– Через неделю нас снова запихали в вагоны и вернули в Штуттгоф. Это было в 1943 г., а может в 1944 г., ведь мы не знали не дней, ни месяцев. Меня со взрослыми возили в вагоне три дня туда и обратно без еды и воды – только для того, чтобы поиздеваться. Потом привезли в Дахау, его еще только строили. Бараки были временными, из фанеры. Нар не было, лежали на холодной земле. Заключенные должны были сами строить бараки и нары в три этажа.

Моисей был приставлен к бригаде, которая в горячей смеси вымачивала кирпичи. Кирпичи вытаскивали руками. Надзиратели били заключенных, требовали работать быстрее. Работа была тяжелой. Моисей решил бежать на работы по перегрузке цемента, но там он с трудом мог поднять мешок с цементом.

– Зимой в горах холодно, все голодные, одеты только в рубашки, на ногах деревянные башмаки. Я искал возможность поменять работу. перешел в бригаду, которая заливала цемент через сетку в колодец. Целый день работали в пыли. Даже надзиратель убегал. Кожа на руках потрескалась, раны гноились. Появились рубцы на руках.

Вот руки с давно зарубцевавшимися ранами. Потрогайте, чувствуете, какая кожа через 70 лет? Снова пришлось менять работу. Когда нас строили по пять человек, я как ребенок шел за взрослыми. Я начал работать у прессов, которые измельчали хворост, снова на руках появились раны. Хорошо только, что работа была у бочки, в которой жгли хворост, было тепло. Офицер – настоящий жестокий бандит, которого мы боялись, ходил с небольшой лопаткой. Он бил ею всех, кто ему не нравился – бывало разрубал человека пополам.

Однажды он подошел к бочке, чтобы погреться, а я испугался, стал работать быстрее. Кровь из рук закапала быстрее. Офицер выключил пресс, приказал мне подойти. Все находившиеся рядом заключенные думали, что мне конец. Он осмотрел мои руки, схватил куртку другого заключенного, отрезал от нее кусок материи, перевязал мне руки и спросил, откуда я, поскольку у меня был знак политического. Я сказал, что из Каунаса, соврал, что отец был владельцем фабрики.

Я тогда уже знал немецкий. Он спросил фамилию. Я сказал: "Прейс". Он удивился и сказал, что его фамилия Прейс. Он меня отвел в помещение надзирателей, дал ведро, чтобы я принес брикеты и написал записку, чтобы я мог пройти. Немцы получали хлеб, ели только мякоть, а корку выбрасывали – я ее подбирал и ел.

Я стал жарить для них картошку, они ее ели, а кожуру отдавали мне. Так я прожил три месяца, и внезапно почувствовал, что у меня отняло ногу. Я не мог работать, мне грозила смерть в крематории. Офицер принес меня в будку к надзирателям, положил под лавку и велел лежать. Еды хватало и я выздоровел.

Через неделю началась ликвидация лагеря. Первую партию заключенных – 10 000 – вывели в горы и убили. Через несколько дней построили других, 3-4 суток по ночам гнали в сторону Альп, днем прятали в лесах.

– Один раз всех загнали в большую яму, пошел снег, люди мерзли, умирали. Я лег под елку, накрылся ветками, рядом кто-то разжег костер, мои ноги согрелись, я выжил.

Утром нас, около 1000 человек, вывели на горную дорогу. Вдруг мы увидели танк с белой звездой, не поняли, чей он. Охрана исчезла. Мы бегом, кто куда. Я забрался в сарай с соломой и просидел там полдня. Вижу: идут военные, вытаскивают меня, ведут в палатку, а там врачи, кухня, все пахнет, тепло. Сначала мне голодному сказали: "Только не ешь, а то умрешь, начни есть понемногу". Я понял, что уже свобода! Американцы привезли нас в Мюнхен, в бараки пилотов, там мы увидели кровати, подушки. Легли. В подвалах старшие нашли бочки с пивом.

Через месяц бывших заключенных зарегистрировали, выдали документы на 4 языках, благодаря этим документам коменданты городов обеспечивали ночлегом, едой и деньгами на дорогу домой. Началась долгая поездка.

Moisiejus Preisas

В одном немецком городе, где были одни больницы, Моисей задержался на месяц, помогал врачам и таким образом зарабатывал на еду.

– В Берлине я перешел зону русских, офицеры спрашивали, кто я, но по-русски я не говорил, говорил через переводчика. До сих пор не могу забыть вопрос "Почему ты выжил?" Позже, через несколько лет, я почувствовал, что меня в СССР считают ненадежным человеком из-за того, что я был в концлагере.

Часть пути до Вильнюса я прошел пешком. Мне исполнилось 16 лет. Я спал на вокзале, ждал поезда в Каунас, он ездил раз в неделю. Меня заметил вильнюсский еврей. Заговорил со мной, когда понял, что я - еврей, отвел в синагогу, там я нашел списки о судьбах всех евреев. Выяснилось, что все члены моей семьи убиты. Мне выдали документы, помогли устроиться на работу в мастерской на ул. Вильняус, разрешили жить в сарае. Я очень хотел увидеть родной Каунас.

Поехал. Ничто не изменилось. Постучал. Дверь открыла женщина, спросила, кто я? Узнав, захлопнула дверь. Я пытался прийти еще раз, слышал бой старых семейных часов. Ничего из наших вещей мне даже не собирались отдавать.

Поделиться
Комментарии