Портал DELFI в преддверии 100-летия восстановления государственности Литвы публикует серию статей о выдающихся людях этого края, чьи дела неразрывно связаны с именем современной Литвы, а на сей раз и Латвии.
Ромуальдас Ражукас родился в 1955 году в Вильнюсе, где сначала окончил школу им. Саломеи Нерис, а в последствии - факультет медицины Вильнюсского университета. Врач-нейрохирург, а ныне успешный политик имеет ряд наград - орден Трех звезд, а также почетный знак участника баррикад в 1991 году.
И не зря - жизнь Ромуальдаса была полна ярких, переворотных событий: получив образование в Литве и защитив диссертацию в Москве, он из Литвы уехал вслед за женой в Латвию, где включился в активную общественную и политическую деятельность и вел борьбу за независимость Латвии.
Не забывал и о своей исторической родине: именно в ходе тесного сотрудничества с политиками из Литвы и Эстонии было принято важное решение - провести акцию "Балтийский путь".
"Решение о Балтийском пути было принято на встрече руководства всех трех "фронтов" стран Балтии, а вот во время трагических событий я с Андрюсом Кубилюсом, который был ответственным секретарем "Саюдиса", созванивался еженедельно, если не ежедневно", - вспоминает события тех лет Р. Ражукас.
Кубилюс: Ромуальдас был очень хорошим связующим звеном
То, что сотрудничество было очень интенсивным, в интервью DELFI подтвердил и литовский политик, член парламента, активный участник "Саюдиса" Андрюс Кубилюс. "Ведь у нас была одна цель — независимость наших стран. Так что наше сотрудничество вылилось в акцию Балтийский путь, которая была проведена в 1989 году", - вспоминает он.
Кроме этого, с Латвией и Эстонией было немало совместных, политических заявлений, происходил активный обмен опытом, вместе решались важные задачи.
"Ромуальдас был очень хорошим связующим звеном, во-первых, с Латвией, а в 1989 году эта координация во время организации Балтийского пути была очень важна. Мы знали, что в Народном фронте есть Ромуальдас, и что это хорошая связь, чтобы понять, что делают латыши и чтобы латыши поняли, что делаем мы", - делится воспоминаниями А.Кубилюс.
Он отмечает, что после обретения Латвией независимости Р. Ражукас стал председателем Народного фронта, а сам Кубилюс — ответственным секретарем "Саюдиса". "Тогда сотрудничество было тоже очень интенсивным, я часто бывал в Риге, с балтийскими коллегами мы собирались также в Вильнюсе и Таллине".
В 2009 году Р. Ражукас был избран в Юрмальскую думу, позже даже стал мэром Юрмалы. Интересно, что в свою бытность мэром Ромуальдас Ражукас присвоил звание почетного гражданина города легендарному латышскому композитору Раймонду Паулсу.
Один из самых известных литовцев Латвии до сих пор живет в Юрмале, однако, по его мнению, литовские курорты давно обогнали латвийскую жемчужину.
"Литовцы едут в Латвию, потому что в Латвии - 525 километров побережья. Так что причина не в том, что сервис в Латвии лучше, он вряд ли лучше, но людям надо где-то отдыхать. И они не могут все поместиться в Паланге", - сказал он.
С 2011 года Р.Ражукас является членом Сейма Латвии от центристской партии "Единство", которая принимает участие в правящей коалиции. Он с удовлетворением отмечает, что ему по душе быть своеобразным посредником между партнерами по коалиции. Кроме того, он работает в социальном комитете и является председателем подкомитета по вопроса общественного здоровья.
"С 2001 года я делаю все, чтобы ввести в Латвии такую же систему обязательного государственного страхования здоровья, как в Литве и Эстонии. Эти страны в 1994 году ввели эту систему, и хотя чудес нет ни в Литве, ни в Эстонии, но ситуация с финансированием здравоохранения в этих государствах на порядок лучше. Например, наше отставание по здравоохранению от Литвы, если пересчитать на душу населения, - 300 млн. евро", - говорит литовский врач и латышский политик Ромуальдас Ражукас.
- Уважаемый Ромуальдас, как Вы, литовский медик, оказались в Латвии?
- Все произошло так. Вильнюсским университетом я был направлен на целевую аспирантуру в Москву, в Институт нейрохирургии им. Н.Бурденко. И там я познакомился со своей супругой. Мы жили в одном общежитии, мы оба были балтийцы, и это наc очень сблизило. Я защитил диссертацию за три года и вернулся в Вильнюс. Но в университете меня встретили такими словами: а кто вас посылал? На что пришлось отвечать, что это была целевая аспирантура, Вильнюсский университет платил мне стипендию... Короче говоря, я остался не у дел, не было работы по специальности.
В результате я мучился девять месяцев ночными дежурствами как травматолог, хотя это не моя специальность. Моя жена жила в Латвии, и мы решили, что Рига — это 300 километров, это близко, и решили, что на 2-3 года поедем туда. Кроме того, там мне предложили в научно-исследовательской лаборатории Рижского медицинского института работу по специальности в области микрохирургии.
Вот так я уехал на два-три года в Латвию в 1986 году, а сейчас, с божьей помощью, я здесь уже 31 год.
- Вы поехали туда работать по специальности, а что Вас привело в активную общественную деятельность?
- Перестройка. Когда Политбюро поняло, что дальше идти некуда, начали давать послабления, появились общественные организации, и они всячески стимулировались. Начали создаваться или восстанавливаться национальные культурные общества. Я организовал национальное культурное общество литовцев.
А дальше уже развивалось движение демократизации, которое потом переросло в независимость Латвии. В 1998 году образовался Народный фронт. И вот эти национальные культурные общества, а они все были довольно прогрессивные, поддержали "Народный фронт", мы как-то туда совершенно естественно влились.
В 1989 году я был избран во вторую думу Народного фронта. И когда первый эшелон Народного фронта в 1990 году на выборах Верховного совета Латвии ушел в парламент, в Верховный совет, как он тогда назывался, я стал вторым председателем Народного фронта. То есть это было что-то такое, что сейчас уму непостижимо — литовец стал руководителем Народного фронта Латвии.
Тогда действительно было прекрасное время, не было каких-то чрезмерных национально заостренных вопросов. Всем было понятно, что да, в Советском союзе эти национальные республики, народы, притесняются, проводится русификация, и всем это было понятно.
- В Литве вспоминают о Балтийском пути, как об акции, особенно сплотившей народ в борьбе за независимость, каким он Вам запомнился в Латвии?
- Я прекрасно помню Балтийский путь, я организовал акцию на границе Литвы и Латвии. Там я стоял со своей супругой, с грузинскими народофронтовцами, которых мы пригласили. Конечно, это был огромный сплачивающий момент, и главное, мы почувствовали свою какую-то силу и значимость. Нет больше того, что наше мнение больше ничего не значит. Ну, а то, как это показало миру наше стремление, это понятно и без слов.
А дальше был 1990 год, баррикады, и я думаю, что это был наивысший взлет моей политической карьеры. И сейчас, когда мы смотрим на это с расстояния 26 лет, можно сказать, что мы больших ошибок в этот трагически опасный момент не допустили. Не допустили какой-то междоусобицы. Ведь вот что в Грузии произошло — три гражданских войны.
В Латвии накаленность тоже ощущалась - и провоцировали, и взрывы были на кладбищах, все это были происки КГБ. Но нам удалось удержать людей от насилия. Авторитет Народного фронта был чрезвычайно высок, и это я считаю высшим своим достижением, что удалось провести Народный фронт, а нас было 240 000 человек, через все эти потрясения.
- Насколько тесно Вы в те годы сотрудничали с литовским "Саюдисом"?
- Очень тесно! Например, решение о Балтийском пути было принято на встрече руководства всех трех фронтов, а вот во время трагических событий я с Андрюсом Кубилюсом, который был ответственным секретарем "Саюдиса", созванивался еженедельно, если не ежедневно.
- Вы имеете ввиду события у литовской телевизионной башни?
- Не только. Это была темная осень 1990 года, когда по ночам ездили бронетранспортеры, которые делали маневры - учились, как перекрывать Ригу. Думаю, в Вильнюсе было то же самое. Мы чувствовали, что что-то грянет, и пытались как можно четче это все согласовать.
А 12 января 1991 года я председательствовал на заседании Думы Народного фронта, и из Литвы мы пригласили двух представителей совета "Саюдиса". Прекратили дискуссию по экономической реформе, и уже конкретно, выслушав литовцев о том, как события развиваются у телевизионной башни и вообще в Вильнюсе, стали говорить о баррикадах и о том, кто какие стратегические объекты будет охранять.
У нас была так называемая "Встреча у черного рояля", которая проходила в ауле университета, где стоял рояль. Вот мы там собрались, собрали всех координаторов Народного фронта и распределили, какие уезды Латвии, куда будут посылать людей.
И дали инструкции: не спать, слушать Латвийское радио, потому что было ясно, что в Вильнюсе что-то будет, и как только Народный фронт даст сигнал, все едут в Ригу на манифестацию в солидарность с Литвой. И, действительно, между тремя и четырьмя часами 13 января, когда произошли эти кровавые события, мы сразу дали команду включить прямой эфир. Наши противники, все эти спецслужбы Советского Союза, не думали, что так все будет, и что будет прямой эфир на первой программе Латвийского радио.
И через день полмиллиона человек уже были на даугавской набережной в Риге, где прошел митинг.
Так что, хотя и были жертвы, импульс Литвы во всей этой баррикадной эпопее был очень заметным.
- Однако после обретения Латвией независимости Вы вернулись к нейрохирургии, почему?
- Связано это с тем, что в Латвии был принят закон о гражданстве. Для Латвии это была вынужденная мера, хотя в Литве был нулевой вариант, и гражданство было предоставлено всем. А в Латвии этот вопрос до сих пор очень чувствительный. Даже сейчас, мы, три партии, которые участвуют в государственной коалиции, договорились, что не будем до выборов открывать вопрос о гражданстве. Потому что в таком случае будут говорить только об этом — не о бюджете, не о здравоохранении, не об обороне. До сих пор это очень больно.
А тогда был принят Закон о гражданстве. Но я тогда тоже не был гражданином Латвии. У меня был советский паспорт, и дальше участвовать в выборах я не мог. И поэтому я вернулся в нейрохирургию и работал в больнице. Ночные дежурства, травмы, пьяные, огнестрельные травмы, я работал нейротравматологом. Параллельно работал научным сотрудником в Рижском медицинском институте, исследовал, как распространяются опухоли головного мозга, и как их лечить.
Но тянуло обратно. И в 1995 году Сейм Латвии предоставил мне гражданство Латвии за особые заслуги перед Латвией. И опять горизонт открылся. В 1997 году я был избран в Рижскую думу, в 1998 — в парламент Латвии. А тогда все основное время отводилось интеграции в Европейский Союз и НАТО. Мы работали и изменяли законодательство до 9 часов вечеров, что сейчас немыслимо. И как руководитель латвийской делегации Балтийской ассамблеи, я работал над тем, чтобы все Балтийские страны вступили как в Евросоюз, так и в НАТО.
Это не было так уж просто. В 2002 году Литва решила, что она в большей степени готова, чтобы вступить в НАТО. И предложила Латвии и Эстонии расписаться в своей несостоятельности. И вот мы под Вильнюсом дискутировали, литовская делегация привезла тяжелую артиллерию — Витаутаса Ландсбергиса, и вот они нас там убеждали. Но мы сказали, что вступать одной стране в НАТО невообразимо, потому что в смысле обороны это абсолютно нелогично.
Но я помню, как Витаутас Ландсбергис возмущенно воскликнул: "Что мы везде за рубежом ходим, как тройня! У нас у каждого есть свое национальное государство. Давайте развивать национальные государства". Но жизнь показала, что балтийское сотрудничество и единство не только в годы возрождения, имеют смысл.
- А как Вам кажется, сейчас это сотрудничество какой этап своего развития переживает? Ведь по некоторым вопросам не так просто достичь консенсуса, по Rail Baltica, например.
- Я бы сказал, что это рабочий этап. Хотя каких-то больших достижений нет. Но есть и успехи. Мы, например, уже договорились с Литвой и Эстонией о совместной закупке лекарственных средств.
- Давайте перейдем к Вашему юрмальскому периоду. В одном из интервью Вы сетовали на то, что в Латвии не принят Закон о курортах, а как сейчас с этим обстоят дела? И в целом, как Вы оцениваете развитие Юрмалы?
- Тут важно еще сказать, что в 2002 году народ решил, что либералы больше в Сейме не нужны, и я стал работать в Министерстве обороны. Даже два года работал на Кавказе как координатор НАТО, тогда все казалось более солнечным и перспективным. И тогда даже верили, что Грузия сможет вступить в НАТО, но, к сожалению, все изменилось.
А потом я был избран в Юрмальскую думу, в одно время даже был ее председателем. Что касается Юрмалы как курорта, то я Литву всегда привожу как пример, как можно сохранить курортную отрасль. Сейчас я вижу, как развиваются Паланга, Друскининкай, Бирштонас, и у меня просто просто сердце болит. Потому что у нас в Латвии все эти три или четыре существующих курорта можно разместить в Юрмале. Потому что в Юрмале есть все то, что суммарно есть в литовских курортах, но литовцы их развили, а Юрмала как курорт вегетирует.
В свое время курортное управление в Латвии было упразднено, и вот так эта отрасль кое-как влачит свое существование. Конечно, тут, возможно, свое влияние оказало то, что до Риги из Юрмалы полчаса езды. И Юрмала уже стала словно бы спальным районом Риги. Но все-таки природные ресурсы не используются.
Еще будучи в Юрмальской думе мы подготовили поправки к закону о туризме, чтобы Сейм принял закон о курортном статусе города, это было сделано. Юрмала получила статус курорта, однако революционных изменений он не принес.
- В Литве же пресса как раз кишит сообщениями о том, что литовцы очень активно едут отдыхать в Латвию — и в Вентспилс, и в Лиепаю и, конечно, в Юрмалу, открывают для себя прекрасное латвийское побережье... Вы заметили этот наплыв?
- Конечно, заметил, но причина в совершенно другом: у Литвы сколько побережья Балтийского моря? Копейки! Это 99 км, из которых 52 км — Куршская коса, заповедник, где сейчас очень дорого отдыхать. Там немцы отдыхают. Дальше нам остаются неполные 50 км — если выбросить оттуда отрезок, который занимает Клайпедский порт, то что останется? Километров 20 побережья для всей Литвы.
Поэтому литовцы и едут в Латвию, потому что в Латвии - 525 километров побережья. Так что причина не в том, что сервис в Латвии лучше, он вряд ли лучше, но людям надо где-то отдыхать. И они не могут все поместиться в Паланге.
Кстати, когда я был мэром Юрмалы, то ездил в Шяуляй, в Паневежис, рекламировал Юрмалу, приглашал.
Ведь в Юрмале сохранились пять больших санаториев, которые сохраняют тот комплекс лечения, который в них когда-то был. Но этого мало. Надо развивать этот город комплексно, а он огромен. Длина Юрмалы — 32 километра, это полуостров между Рижским заливом и рекой Лиелупе, и здесь есть и солнце, и вода, и сосны, и минеральная вода, и грязи — все необходимые курортные факторы.
Надо развивать и использовать возможности в осенне-зимний сезон — проводить конференции, открывать центры по обучению, оборудовать закрытые бассейны с морской водой, все это уже известно. А мы сидим, как принцесса на горошине, и не используем. Это моя боль, и я все время об этом думаю.
- В свое время Вы работали и в комитете, который занимался вопросами нацменьшинств. Вы ведь тоже были, да и остаетесь национальным меньшинством, и после переезда практически с нуля должны были изучать латышский язык. Как происходила Ваша интеграция?
- Я думаю, что вы знаете, что есть в Латвии есть люди, которые живут там с 1944 года и до сих пор не понимают латышский язык. Что тут можно сказать? Ничего не скажешь.
Что касается меня, то у меня было четкое понимание того, что я туда приехал и принимаю условия, которые есть в Латвии — это культура, язык, какие-то традиции, они существовали и тогда, когда независимого государства еще не было. Я стал работать в больнице им. П.Страдыня, это до сих пор лучшая больница Латвии, и коллеги просто не разговаривали со мной по-русски, чтобы я выучил язык. И за два с половиной месяца я уже начал использовать медицинский словарь на латышском языке.
И я не забуду слова своего первого пациента, это был такой хрущевский сталинист, он носил пальто с овечьим воротником, как из фильма "Операция "Ы", это был латыш, но такой махровый коммунист. Но он мне говорил: "Ты говори по-латышски, пускай дураки смеются. Это окупится".
И, конечно, с больными латышами я не мог говорить по-русски, ведь как говорить с больным, если ты на понятном ему языке не говоришь? А с больного человека требовать, чтобы он давал переводы своим страданиям, невозможно. Но за 2,5 месяца погружения в эту больничную атмосферу, это стало возможно.
Наверное, славянам латышский язык дается труднее, но я бы посоветовал погрузиться в языковую среду, и тогда дело пойдет. Можно начать с курсов, но потом нужна среда и коллектив — кружок танцев или спортивный кружок, где коммуникация идет на латышском или литовском языке. И дело пойдет, нет таких людей, которые были неспособны выучить еще один язык.
- Спасибо за беседу.
