Вокзал свободы
В России последние 9 лет я практически жил в Сочи. Сейчас из окна автобуса оцениваю Балтию. За Клайпедой в полях виднеются аккуратные домики с черепичными крышами, палисадниками и милыми разноцветными клумбами. В Сочи пытались делать то же самое, построили поселок Некрасовка с такими же крышами и ровными улочками. Но люди не пошли туда жить, половина домов пришла в упадок, а палисадники заросли сорняками. Так бывает всегда, когда из России хотят сделать Европу.
В далеком Сочи при выходе из автобуса тебя подхватывают таксисты, сажающие в машину почти насильно. А здесь ты никому не нужен и потому - свободен. В зале ожидания полы блестят, как в операционной. Желтые кресла настолько желтые, что хочется их съесть. Похожее чувство было в 2007-м, когда впервые попал за границу, в аэропорт Вены. После серого Краснодара все кругом горело желтым, зеленым, красным. Латинская культура, где действительность раскрашивают яркими цветами, начинается в Паланге.
Для объективности – ложка дегтя. Вход в туалет на палангском вокзале загадочен, как русская душа (а может быть и литовская). Пишут, что надо бросить 40 центов, причем только монетами по 20. Но нет монет, монет нет. Потом разменял в кассе, однако в туалет не пройти: с той стороны турникета проход заняли грузный мужчина с сыном. Стоят и не могут выйти: написано, что надо нажать кнопку, но кнопки нет! Постояв пару минут, мужчина и сын пролазят под турникетом, цепляясь за железки, пыхтя и чертыхаясь.
И все-таки где у него кнопка? Оказывается, она в самом туалете. Отмечена надписью "paush here". Слово "paush" я так и не перевел (наверное, оно литовское). Жмешь кнопку в туалете, потом идешь в коридор и открываешь турникет. Это не уборная, а тест на сообразительность.
При выходе с вокзала сердце вздрагивает от воспоминания: кругом стройка, жара и пыль. Прямо как в Сочи, когда весь город разрыли, чтобы готовиться к Олимпиаде. Только в Паланге у рабочих еще и сеанс медитации: стоят группками по 2-3 человека, молчат и ничего не делают. Ходить страшно неудобно, потому что тротуаров нет. Наверное, стройкой руководит тот же мастер, что делал турникет.
Если из хорошего, то понравилось цветное табло с расписанием автобусов. Перед Олимпиадой на сочинских станциях тоже вешали электронные табло. Они, помнится, поработали пару недель и потухли. Потом висели ненужным грузом, напоминая о бездарно растраченных деньгах. Хорошая техника нужна лишь тогда, когда к ней готово сознание. В Паланге оно готово совершенно, судя по тому, что все табло работают, а на вокзале, в отличие от российских вокзалов, открыты оба выхода. Порадовало и отсутствие охранников: я все сфотографировал и никто мне слова не сказал. Европа есть Европа.
Мобильники и Путин
Построенное в Паланге никогда не появилось бы в Сочи. Ведь архитектура – отражение внутреннего мира народа. На улице Кретингос одно здание – набор черных и красных прямоугольников, другое – сплошь в затейливых башенках и козырьках, третье, стеклянное, напоминает космическую станцию, у четвертого вытянутые окна, словно в готическом соборе. Но больше всего впечатляет няшный розовый домик с надписью Lombardas. На Кубани его бы за бездуховный цвет закрыли казаки (впрочем, как и палангский вокзал).
Общение в Паланге приятное, но общаются пока не со мной. На улице Витауто продавщица сувенирного магазинчика трещит по телефону, а я стою и жду. Заходят другие покупатели. Продать сувенир и выбить чек продавщица умудряется, не отрывая мобильника от уха. Судя по уровню сервиса, у этой прекрасной женщины есть родственники в Сочи.
Зато ее коллега на улице мила и приветлива. Показывает мне кепку по 2,50 евро, предлагает янтарное ожерелье. "Русские? Они сюда почти не едут, может, 1-2 человека, – рассказывает продавщица. – Едет Норвегия, Эстония, местные". Если в Паланге заговорить на русском, любой продавец на русском и ответит. Радует табличка с надписью (цитирую дословно) "Агенство недвижемости": наверное, невинный троллинг от местных.
Попадаю в Петергоф. Изящные уточки, изгибы канала, милые мостики, щепетильно постриженные газоны перед роскошным дворцом. На самом деле это не Петергоф, а местный парк "Бируте". Рената Миляускене вместе с дочкой Габией крошит уточкам батон. Они из Клайпеды, которая совсем рядом. Отдыхали и в Греции, и в Болгарии, а вот на российский курорт не поехали бы. "Мне не нравится ваша государственная система, Путин не нравится", – говорит Рената. Словом, если убрать Путина, туристов на российских курортах будет больше. Я это и раньше знал.
Пристань и песни заката
Улица Басанавичаус в Паланге – как улица Ленина в сочинском районе Адлер: плитка, кафешки, гуляющие парочки. От Адлера отличают абсолютно чистые тротуары и отсутствие музыки, которая орет из каждого кафе и рождает невообразимый гул. Трудно поверить, но дыма от шашлычных мангалов на улице тоже нет. Кайф! В Адлере процентов 20 армян, но, судя по хозяевам кафе и таксистам, процентов сто. Потому, наткнувшись в Паланге на кафе "Армянская кухня", слышу зов Родины. Правда, все меню на литовском, а общаются с милой американской улыбкой на лице. Говорю, что журналист, и получаю ответ: "Не хотим, чтобы вы про нас писали". Даже на европейском курорте Родина ходит рядом.
Пытаюсь отыскать иностранных туристов. Есть пара человек из латвийской Лиепаи, но остальные все литовские. Вайдас приехал из деревни Тришке. "Здесь, в Паланге, все сосредоточено на том, чтобы выкачивать из людей деньги, – делится Вайдас. – Это курорт для развлечений. Когда надо отдохнуть от шума, едем в Латвию". И он называет это шумом! И он называет это деньгами! Греческий салат можно съесть за три евро, а за 4 можно отлично пообедать в здешних столовых. В Сочи это стоило бы раза в три дороже.
Толпа гимназистов из Тельшяй кричит литовскую песню, юные леди шагают босиком. Звонкие голоса, бездонное синее небо, гул невидимого самолета, солнечные искры сквозь сосновые ветви, все сливается в чувство необъятной свободы и детской радости. Несусь на местную пристань (Палангский мост - DELFI). В России пристань – это не "гулять", это "прыгать". Россияне выбирают самые высокие места, обычно рядом со знаком "Прыгать запрещено", и ракетой сигают в воду. Причем всегда есть народный способ залезть обратно, для нового прыжка.
Я вырос на Черном море, в поселке Джубга. С завистью смотрел на взрослых парней, прыгающих с помоста в невероятных позах, на глазах у девушек. Пристань – место проявления смелости, шаг в новую жизнь. Зато в Паланге запрещающих знаков на пристани нет: прыгать никому не придет в голову. Хожу вдоль перил, нахожу место для прыжка. Но тут звонит редактор и просит этого не делать. Эх, пристань, молодость моя.
В отличие от черноморского, балтийский пляж широк, просторен, размашист. Белый песочек посвистывает под ногами, словно хочет припомнить песню. За два года в Литве я не пробовал Балтийское море на вкус. Разбегаюсь и впервые в жизни врезаюсь в балтийскую волну. Вода непривычно пресная, изумрудная – совсем не такая, как в Черном море. В этом отличии – тоже европейская эстетика, где сильным цветам и вкусам противопоставлены спокойные.
Закат встречаю на белом песчаном берегу. Воспаленное солнце опускается за горизонт, в голубую темнеющую воду, а облака в небе словно огромные голубиные перья. Далеко-далеко, за краем моря мелькает огонек. Что он хочет сказать? Чайка на бреющем полете срезает волну. И улица Басанавичаус ждет меня обратно, где ухоженная плитка, негромкая музыка и вежливые официанты со знаменитым балтийским акцентом. Паланга – моя новая любовь. Паланга – Адлер моей мечты.
