Наибольшее отвращение у него вызывает через силу навязываемая идеология оптимизма: "Она усыпляет (...), это очень опасная идеология".
– Нам непросто было с Вами встретиться, в четверг Вы целый день читали лекции, участвовали в заседании университетского совета, в пятницу у Вас также достаточно напряженный рабочий день. Кажется, что и на празднование юбилея времени у Вас будет немного?
Нет, знаете, времени у меня очень много. Таких дней, каким был четверг, немного. Университет тем и уникален, что не лишает меня свободы. Мне не надо в 9 утра идти, садиться в троллейбус и ехать в контору. Поэтому времени у меня больше, чем надо.
– В последнее время Вас широко цитируют в СМИ. Одни соглашаются с Вашими утверждениями, другие говорят, что Вы рисуете жизнь в Литве слишком мрачными красками. Однако равнодушных нет. Почему, по Вашему мнению, людям в настоящее время столь актуальны мысли философа?
Не знаю, надо ли тут прибавлять "философа". Я стараюсь избегать популярную печать. Однако иногда туда попадаю, поскольку болит сердце, когда вижу много нехорошего. И попадаю туда не как философ, а как гражданин ЛР.
Такова моя позиция – участвовать в жизни государства, поскольку, как я люблю говорить, я в первую очередь – человек. Ни в коем случае не политик. Но, я думаю, что и такой взгляд со стороны нужен.
Я помню, в годы Саюдиса сформулировал такую мысль, из-за которой многие обидились. Было интервью, названное "Никогда во власти, всегда в оппозиции". Вот такое место я и сохранил за эти 20 лет. И, думаю, что оно по мне, поскольку, к примеру, у меня нет способностей, необходимых, чтобы заниматься политикой. Для этого нужно много храбрости. И когда точно знаешь, что нет таких способностей, подготовки, становиться, к примеру, спикером парламента... Знаете, это не мое.
– Однако многие говорят, что Вы говорите о Литве слишко пессимистично. Вы сами сказали, что литовские национальные проекты – одни аферы, нынешний кризис – также последствие аферы. Вы согласны с тем, что являетесь пессимистом?
Нет, думаю, я – реалист, я смотрю на вещи, какие они есть, и пытаюсь описать, какими их вижу. Я не претендую на какую-то божественную истину. Однако, если вижу, что в государстве происходят нехорошие вещи, просто говорю о них. Какой это пессимизм?
Видите, беда в том, что не только в Литве, но и на Западе оптимизм пихают через силу. На то, что плавает в публичном пространстве, можно нацепить плакат примерно с таким содержанием: "Грустить запрещено". Ты должен быть веселым. Вся мощная пропагандистская машина, телевидение веселит тебя, бесконечные песни, концерты, все радуются, все празднуют.
Для меня – это китч. Это идеология, но отвратительная идеология, она нас усыпляет. Если ты все время находишься в мире этих циркачей, увеселителей или звонкусов, то ты уже ничего не замечаешь. Это очень опасная идеология.
– Но ведь и грусть может привести в никуда.
Грусть всегда приводит только к хорошему. Видите, проблема в том, что грусть связана с основополагающим состоянием человека в мире. Каждый серьезный опыт – это столкновение с непреодолимыми вещами, отсюда и появляется грусть. Это осознание своих границ и границ общества. Поэтому грусть намного полезнее, чем глупый оптимизм.
В советское время также запрещали грустить. Вот в этом вся странность: всеми способами ругают советское время, но смотрю, что рождается та же пропаганда оптимизма. Только тогда она была украшена по-другому.
– Тогда, какова, по Вашему мнению, реальность в Литве?
Реальность в Литве такая, какая есть. Еще раз могу сказать очень просто – над идеалами Саюдиса просто посмеялись. Когда мы были в Саюдисе, точно не могли подумать, что, к примеру, не сможем сами управлять Mažeikių naftа. Что через силу будем пихать ее вильямсу, сейчас полякам всучили.
Что мы не можем сами делать все это? Зачем распродавать? Мы что – тупицы? Неправда. У нас есть отличные инженеры, ученые, специалисты. Думаю, это возможно. Но как так получилось, что оказалось невозможно? Это лишь один пример, а их очень много.
– Да, плохих примеров действительно немало. Однако видите ли Вы светлые краски в жизни Литвы?
Я как человек языка могу радоваться свободе слова. По крайней мере у меня эта свобода есть. За других я не говорю. Но я могу говорить и не бояться или минимально опасаться того, что меня могут выкинуть с работы, увезти в ГУЛАГ или еще что-то сделать. Это несомненно, очень большое дело. Для меня это основной момент.
– Что Вам приносит самую большую боль и радость в настоящее время?
Больнее всего – страшный идеологический террор – страшнее, чем в советское время. В советское время было легко противостоять идеологическому террору, основанному на идиотском оптимизме, псевдооптимизме. Он был написан на танке, это было понятно.
Но сейчас тот же идеологический террор подается на красивом блюдечке. Как сказал бы Остап Бендер: на блюдечке с голубой каемочкой лежит ключ от квартиры, где деньги лежат. Вот этот террор у меня вызывает отвращение. Я имею в виду террор по телевидению. Есть очень красивое слово, оно не мое, но мне оно нравится – видеократия. Вот эта-то видеократия и ужасна.
– А что радует?
Меня радуют обычные вещи: красивые солнечные дни, речушки, леса – природа. Это основное в моей жизни. По крайней мере сейчас. Это очень много значит в жизни человека, если он может приехать в какое-то место и сказать: Вот рай. Полушутя могу сказать, я начал заниматься фотографией, так вот сейчас есть несколько снимков и такая надпись: альфа рай, бета рай, гамма рай и т.т. У меня не менее семи райских мест. Представляете? Вот это почти уникально.
– Семь райских мест и все в Литве?
Да. Видите, у христиан рай один, а у меня – семь. А, может, и больше. Наскоро не могу сосчитать. Если говорить на казенном языке – это радость, это оптимизм. Пока они есть, конечно. Однако, может быть, через лет 10 их не станет.
