- Юозас Станиславович, я знаю, что вы периодически устраиваете творческие вечера. У вас есть определенная схема их проведения?
- Мне кажется, что название "творческий вечер" не совсем точное, потому что я -в качестве творца - ничего не изображаю, и ничего мной сотворено не бывает. Это, скорее, встречи со зрителями, - так подобные вечера назывались в советские времена. Строились они в форме вопросов-ответов, фрагменты из фильмов показывались, иногда какой-то личный рассказ и всегда общий разговор. Примерно так и сейчас они происходят. А новое в них - музыкальное сопровождение, музыкальные вставки в этот вечер.
- Вы теперь поете?
- Нет, поют литовские группы. Например, недавно приезжал молодежный ансамбль "Киви", они акапелла исполняют популярные джазовые и классические произведения. И, очевидно, очень хорошо это делают, так как являются победителями множества хоровых конкурсов, в том числе последнего, который проходил в Пекине, где "Киви" получили гран-при. А, в основном, конечно, я отвечаю на те вопросы, которые мне задают лично или в письмах. Получаетcя своеобразный литовский блок: встреча с прологом и продолжением.
- Насколько я понимаю, в последние годы литовская культура довольно активно представлена в России. Подозреваю, что все это благодаря вашей деятельности в качестве атташе по культуре?
- Знаете, то, как представлена литовская культура, меня пока не очень удовлетворяет. Мы не можем предложить московскому гурману крупные проекты, которыми мы гордимся и которые хотели бы показать: для этого нужны большие средства, а их, как вы понимаете, нелегко достать. Вот и получается, что мы привозим лишь небольшие мобильные группы художников, музыкантов или поэтов. Хотя мы стараемся работать в разных направлениях, у нас есть и научная часть, проводится очень много конференций по Великому княжеству Литовскому, с обсуждениями, что нас объединяло и рассуждениями о единой государственности. Поскольку наш представитель и первый посол в Советском Союзе Юргис Балтрушайтис был поэтом Серебряного века, мы проводим конференции и по той эпохе. Кроме того, мы соединяем три семиотических центра: московско-тартуский, парижский (Сорбонны), и вильнюсский. Основание - юбилей Греймаса, создавшего семиотический центр. К нам приезжают ученые из разных стран - участвуют Белоруссия и Украина, Польша, Германия и Соединенные Штаты. И итальянцы очень активны. Такая научная деятельность перешагивает рамки локальной узости, что полезно всем нам.
Мы активно сотрудничаем с Академией наук и Институтом славяноведения, работающим по проблемам балтистики. Долгое время нашим сторонником был замечательный академик Владимир Николаевич Топоров, поддерживавший нас всевозможно, до последнего часа жизни. Конференции мы почти всегда оформляем в сборники докладов и поставляем их в разные в университеты и библиотеки, чтобы люди могли ознакомиться - ведь на конференции гостей много не пригласишь.
В представлении вокального искусства очень сильно помогает нынешний посол Литвы Антанас Винкус, так что наши певцы теперь имеют возможность выступать на любых сценах России. Например, 29 октября они примут участие в благотворительном концерте в Большом театре. Мы также всегда участвуем в общих с Московским домом фотографии фотовыставках. Так, в ближайшее время в Галерее Люмьер выставляется классик нашей фотографии Александрас Мацияускас. Антанас Винкус был там же, а дальше будет Кунчюс.
Мы издали четыре двуязычных сборника известных литовских поэтов и теперь готовим антологию литовской поэзии. А в доме Балтрушайтиса в Москве проходят поэтические вечера, когда российские и литовские поэты читают стихи на своем языке, а потом все обмениваются идеями, мыслями, переводами. Каждый год наши музыкальные группы открывают Фестиваль классической музыки в парке Голицыных в Кузьминках. В этом году московской публике был представлен Камерный оркестр новых идей. Сотрудничаем с имением Архангельское. И, кроме того, у нас создана программа "Окно в Литву", когда мы выезжаем в регионы и там проводим разные программы - кинематографические, музыкальные или привозим выставки. С университетами общаемся...
- Когда вы все это успеваете?
- Потихоньку. Главное, чтобы система была.
- Театр Някрошюса тоже вы привозите?
- Нет, нет. Это очень дорого, а их в Москву и так привозят - слава тем, кто это делает. Посольство не берется за то, что другие могут сделать. А мы рады, потому что в этом случае можем использовать средства, чтобы привезти, например, неизвестный россиянам ансамбль "Киви", может, после этого ими здесь заинтересуются. Из театральных трупп мы привозили в Нижний Новгород Оскараса Коршуноваса и его два спектакля "Мастера и Маргариту" и "Ромео и Джульетту", имевших большой успех, в частности, во Франции.
- Вот вы сказали, что нужна система. Это значит, что в нынешней роли советника по культуре вы столь уверенно себя чувствуете, что нашли систему?
- Уверенно? Чувствую, как умею. Потому что границ этому умению нет. Здесь и работаешь, и учишься одновременно. И можно, пытаясь придумать новые формы, исправить упущения, сделанные, в самом начале работы. Оказалось, что это тоже творческий процесс, поэтому он никогда не приедается. А раз он всегда свежий, то и приобретает новые формы. Хотя, конечно, порой сам боишься, трусишь, но раз уж объявил о задумке, надо ее исполнить.
- А вам страшно было начинать?
- Конечно. Я был человеком, неспособным даже двух людей собрать вместе. Я начал с маленького собрания (его даже конференцией нельзя назвать), куда пригласил 5 интеллектуалов, делавших доклады на разные темы, но в одном направлении – Серебряный век в русской литературе. От того, что все получилось, я приобрел аппетит, размахнулся. И, когда мы проводили конференцию о Мартинасе Мажвидасе – первопечатнике Литвы, у меня было 45 докладчиков, они 3 дня работали. При этом у меня нет штата, если только иногда удается привлечь кого-нибудь за "спасибо" помочь. В первую очередь, конечно, жену "приглашаю" на черную работу. Как доктор химических наук и химик-аналитик она все делает очень хорошо: у нее расчет очень точный, могу не проверять. А так приходится побегать, потрудиться, чтобы заполнить задуманные формы.
- Я прочитала: "Личные качества Будрайтиса - мужественность, сдержанность, скромность, лаконичность". Это похоже на вас?
- Знаете, придумать все можно. Люди иногда говорят то, что они хотели бы видеть. А лицо у меня такое...
- Интеллигентное?
- Не очень мягкое. Поэтому, видимо, и делают выводы, что я - не мягкий человек. Хотя мягкости у меня достаточно, сколько себя помню, оскорбить никого не оскорбил, никого не выгнал ни разу...
- Так это скорее твердость - то, что вы умеете, не оскорбляя, руководить…
- Стыдно признаться, я даже матом не ругаюсь – какой-то внутренний конфуз появляется, я просто не могу открыть рот и произнести это. Ну, может иногда одну букву, не больше. А ведь мат является предметом исследований, два тома словаря мата написаны, но одно дело изучать его, другое дело - материться. Мне очень неприятно, когда на улице интеллигентные люди матом кроют... Хотя, определенный шарм в этом есть, в другой раз думаешь: "Эх, как точно высказал!". Мат метафорически более широко раскрывает пространство мысли.
- Я с удивлением обнаружила, что вы пишете картины. Рисуете портреты друзей, знакомых. Вы их продаете? Выставляете? Дарите?
- Какое там продавать! Была выставка у меня в галерее "Кино" - по большей части коллажи и всякие мелкие рисунки – акварель, иногда пастель, а порой смешанная техника. Крупными формами я сейчас не занимаюсь, так как для этого нужен душевный комфорт. С наскоку ее не сделаешь, должна быть системная работа. А столько времени тратить на себя я мог только зимой, когда не снимался: чтобы и на семью время оставалось, и каждое утро, каждый день живописью заниматься. Но я никогда не ставил задачу выставляться. Рисование, как мне кажется, что-то даже более личное, чем писание дневника. Потому что дневник пишешь для себя, но всегда себя цензурируешь, чувствуя, что его будут читать. А "мазюкаешь" только для души: будут смотреть, не будут - какая разница. Я беру смелость рисовать, потому что каждый это может делать: никому не запрещено взять кисточку и покрыть красками полотно или картон.
Кроме того, когда я в молодости активно снимался, то всегда рисовал. Тогда подолгу снимали картины - то дождь идет, а ждем солнце, то облака. Вот и сидишь в гостинице до вызова. Что делать? Читать все время невозможно, кто что мог, тот то и придумывал. Я рисовал, потому и накопилось много каких-то обрывков, в которых кто-то увидел смысл, и решил, что их можно показывать людям. А галерея "Кино" заинтересовалась, вот я и представил свои работы на суд зрителя. Было много посетителей. Ругаться никто не ругался. Что люди думали, я не знаю, но скверного выражения на лице не было ни у кого.
- А вы самоучка или где-то учились?
- Я самоучка, никаких ни курсов не посещал, даже литературы никакой не читал, как рисовать или как портреты правильно писать. Я просто выражаю самочувствие. Как? Вот в этом и есть интерес. А что - какая разница. Главное форму создать, придумать и выразить. Потому что фантазия иногда работает, а выразить себя из-за отсутствия навыков сложно, приходится прибегать к изощренностям. Ну, а не удается, кидаешь в мусорный ящик, и все.
- Вы много лет были актером. Чего, как вам кажется, лишается человек, становясь актером? И, наоборот, когда уходишь из актеров, лишаешься чего-то?
- Мне трудно говорить о моем опыте театрального актера: я не очень богат в этом смысле, я поработал всего лишь 6 лет в Каунасском драматическом театре у Вейкуса и какой-нибудь год или два года с Някрошюсом на одном спектакле "Три сестры".
- Я имею в виду актер и театра, и кино.
- Между ними большая разница. Театральный артист, по моему представлению, сильно отличается от актера кино, я там, как и в живописи, тоже самоучкой был. Смотрел на коллег - что и как делают, и только на шестом году понял, в чем секрет актерского искусства. А понял, и мне перестало нравиться: когда входишь в репертуар и постоянно играешь одно и тоже, отгадываешь загадку актерского мастерства. И тогда перестает быть неинтересно, потому что нет уже той свежести, нет того страха, которые ощущаешь на премьерных спектаклях. Если взбадривающий адреналин перестает вырабатываться, довольно быстро начинает делаться скучно. Кроме того, подиум – это определенного рода нарциссизм, и здесь для меня кроется сложнейший момент: мне очень трудно перебороть себя и начать репетировать перед коллегами. Это одна из причин того, что театр мне остался немного чужим. Я боюсь коллег, а иногда ловлю себя на том, что я ленюсь репетировать.
Может, и не хочу, но больше, чем ленюсь или неприятно, мне стыдно перед коллегами. И потому мне ближе кино, позволяющее исповедоваться единственному стеклышку, глазу Божьему, который смотрит на меня. Я люблю кинопроцесс, но, к сожалению, приходит время, когда ты уже не можешь исполнять определенные роли, поэтому становится менее интересно и более определенно. Приходится с этим считаться: или вообще ничего не делать, или пытаться кое-что делать. Я выбрал действие, стараясь, по крайней мере, не быть халтурщиком.
- А вы можете пересматривать фильмы со своим участием, или вам неприятно?
- Нет, я почти не смотрю. И даже ловлю себя на том, что мне порой стыдно, когда я смотрю. Я начинаю потеть и "корежиться". Неприятно.
- Но ведь на встрече вас будут спрашивать о фильмах.
- Это уже прошлое, и я ничего не могу вычеркнуть. Да и опыт богатый, багаж огромный. Тридцать лет на съемках.
- В вашей жизни было много великих людей. Кто произвел самое большее впечатление, и кто повлиял на вас как на личность?
- Жизнь такова, что впечатление можно получить от прохода муравья по тропиночке или от падения золотистого листа с дерева. И неизвестно еще, от кого больше впечатлений получаешь. Все зависит от того, как организм настроен. Но сказать, что меня что-то так поразило сильно, чтобы поменялся мой образ жизни, нельзя. Вся жизнь строится на впечатлениях, на разочарованиях, на открытиях. И в этой очереди разнообразных встреч и расставаний попадаются очень интересные явления, люди или события.
Но были личности, которые на меня действительно очень сильно повлияли, даже встрепенули для познавания мира. Таким человеком был Владимир Николаевич Топоров: для меня большое счастье, что он меня допустил в свой мир. Это благодаря ему я полюбил языкознание и свою, литовскую, литературу. Совершенно ошеломляющее впечатление на меня произвел Аверинцев - я смаковал те беседы, которые он проводил в телепередачах. И потом, когда я его увидел у нас в Доме Балтрушайтиса, и имел счастье пообщаться, я чувствовал все те необыкновенные флюиды, которые от него исходили. Мы по сей день общаемся с Вячеславом Всеволодовичем Ивановым. Я был приглашен на его юбилей, в Переделкино. И для меня просто неописуемое счастье общаться с такими уникальными личностями в мировой интеллектуальной жизни.
И, конечно, я был всю жизнь благодарен человеку, который меня соблазнил на кинематографическое поприще. Это Витаутас Жалакявичюс, создавший действительно великий фильм и бывший моим учителем по актерскому мастерству. Он же пригласил меня на высшие режиссерские курсы, где вел курс, и там он мне предоставил возможность познакомиться и с Тарковским, и с Панфиловым и познать настоящее творчество и Бергмана, и Феллини. Там, еще будучи достаточно молодым человеком, я мог познакомиться с лучшей классикой мирового кино.
- Вам интересно жить?
- Очень. Мне нравится процесс жизни. Мне нравится видеть. Мне нравится общаться. Мне нравится читать. Мне даже нравится иногда лишаться чего-то. Все нравится. Есть вещи, которые, конечно, не нравятся, но это не умаляет интереса жизни, а наоборот заставляет быть более внимательным: как ты умеешь приспособиться к новым условиям. Как ты выкручиваешься, что придумываешь. Ну, в конце концов, если дойдет до того, что придется стоять на углу с протянутой рукой, это тоже интересно. О таких случаях никогда нельзя говорить - вот этого не будет, а это будет. Потому что еще не попадал в такую ситуацию. А когда попадешь по-настоящему, тогда будет интересно узнать, кем ты на самом деле являешься.