Накануне премьеры балета «Корсар» в Вильнюсе прима-балерина Большого театра, исполнительница роли Медоры в спектакле Мария Александрова дала интервью «Литовскому курьеру».

– Мария, чем для вас как для балерины особенен «Корсар»?

- Особенность спектакля в том, что он очень женственный. Вообще классика этим и отличается. Неким поиском внутри себя, себя как женщины. В классическом балете образ женщины всегда идеален. Но «Корсар» еще и старинный спектакль, поэтому откладывает очень сильный отпечаток ретро. Каждый раз идет большая долгая подготовка к спектаклю, каждый раз перед спектаклем я думаю – надевать парик или укладывать свои волосы. Происходит своего рода историческая погруженность, мой характер должен быть сопоставим с условностями того времени.

– Вам тяжело было перевоплощаться?

- Нет. Просто это надо понять как данность. Тогда становится легко, тем более что мне нравятся подобные вещи. В спектакле очень много танцев и даже немного несправедливо, что балет называется «Корсар», потому что балерины все равно остаются главным действующим звеном в нем.

– Ваш партнер по спектаклю – Николай Цискаридзе. Вы танцевали с ним во многих спектаклях, он был вашим партнером даже на выпускном экзамене в Московском хореографическом училище. Легко ли работать с Цискаридзе?

– Как партнер Николай – прекрасен. Он очень талантливый человек, и рядом с такими людьми бывает и легко, и просто, и тяжело одновременно, но ты всегда знаешь, что результат будет хороший. В нашей профессии это очень важно, когда рядом достойный тебя человек. Тот человек, который рядом со мной на сцене на время спектакля, становится самым любимым, и все эти два часа – он самый, самый. К тому же мы постоянно учимся друг у друга.

– У вас были хорошие учителя?

– Да. Первые три года я училась у Людмилы Коленченко, может быть, поэтому я могу выйти из любого положения и выкрутиться из любой ситуации. Потом три года я была у Ларисы Добржан. Говорят, у меня красивые руки – наверное, достались от нее. Я всегда втихаря наблюдала и любовалась ее руками. Выпускалась я у Софьи Головкиной. Поэтому некая победоностность, присущая мне, досталась скорей всего от нее. А потом моей звездочкой стала Татьяна Николаевна Голикова, с которой я работаю со своих первых дней в театре и до сих пор. И это моя самая большая победа. Все, какая я сейчас, с чем я выхожу на сцену – это все она.

– А вы верите в везение? Ведь согласитесь, не каждой балерине буквально через год после окончания хореографического училища предлагают работать в Большом театре?

– Я вообще считаю себя везучим человеком, несмотря на то, что это везение дается мне довольно трудно. Все перипетии, которые были у меня и в личной жизни, и в театре, давались мне с ощущением выбора. Как это ни странно, свой первый выбор относительно театра был сделан мною в трагическое время – умер мой папа, и жизнь на меня просто упала, как с неба. Но судьба как будто вела. И с того момента я стала понимать, что есть судьба и есть выбор человека. Я верю, что человек может круто изменить свою судьбу, если захочет. Когда ты сам разбираешься в своей жизни, с этим легче жить, легче признавать свои ошибки и ни о чем при этом не жалеть. Я выбрала свой путь, вступила на эту дорогу и говорю себе, что я, действительно, везучий человек. Во-первых, с этим интересно жить. Во-вторых, я иду дорогой любви. Работа очень сложная, но невероятно любимая. А ведь выбрала я ее в восемь лет.

– Мечтали быть балериной или так решили родители?

– Тут совпало желание моей мамы, которая хотела, чтобы ее дочь Машенька была балериночкой, но присутствовал и мой выбор. Мне было очень интересно, но, к сожалению, у меня не было детской влюбленности в балет, в «умирающего лебедя». Был только один страх – я очень боялась взрослых. Я их не понимала. Для меня все взрослые были какими-то инопланетянами. Семья, наоборот, была для меня крепким тылом, но стоило выйти на улицу... я даже мальчишек боялась.

У меня было прекрасное детство, и родители делали все, чтобы оно было замечательным. Несмотря на то, что оно у меня закончилось рано – как только я поступила в хореографическое училище. Фактически началась взрослая жизнь. «Розовых перьев» у меня и тогда не было: я точно знала, что эта профессия научит меня жизни. Дисциплина в училище была, конечно, военная, но ведь по-другому нельзя. Иначе ты не научишь ребенка делать грамотно то, что нужно в этой профессии. Во вседозволенности воспитать профессиональную балерину невозможно.

– Прежде чем стать ведущей солисткой театра, вы и в кордебалете танцевали?

– Я пришла в театр с золотой медалью (победа в Международном конкурсе артистов балета в Москве. – прим. ред.) и встала в кордебалет. На самом деле, если бы я не начала с кордебалета, может быть, не поняла всей ценности того, что называется Большим театром. Я просто не поняла бы традиций театра, его определенного уровня. И когда я понимала, что, танцуя кордебалет, я делаю его хуже, чем другие, у меня был стимул делать еще лучше.

Как-то мы гастролировали в Париже. На следующий день после спектакля, а тогда мы в Париж привозили «Дочь фараона», зашла в магазин. Я была очень усталой, но позволила себе выйти в мир: пусть он любит меня такой, какая я есть. Вид у меня был не самый приглядный, но иногда надо и через это пройти. Ко мне подходит человек и обращается по-русски: вы балерина и из Большого театра? Я вчера, - продолжает он, - был на спектакле. Какой великолепный спектакль, как все играли. Но вот Рамзея – Маша Александрова - меня просто покорила. Интересно, какая она в жизни?

И я начинаю понимать, что мне надо тихо-тихо уходить. Он меня, понятно, не узнал. Но он четко себе представлял, какая я должна быть, а я совершенно четко увидела, что на тот момент я просто не вписывалась в его представление. Я сделала над собой усилие, выдала улыбку, с которой выхожу на сцену – этим, кстати, часто пользуюсь в жизни. И тут до него стало постепенно «доходить», что перед ним и стоит Маша Александрова. Мы оба рассмеялись.

– А что может выдать балерину?

– Походка: иногда походка бывает смешной, а иногда легкой. Одежда. Особенно в обтяжку. За версту видно, что идет балерина. Мы в жизни как люди не отсюда, своеобразные мифические существа, отдаленно напоминающие эльфов.

Самое страшное, когда мне бывает скучно. Я постоянно держу разумный контроль над собой. Если чувствую, что теряю контроль, становится скучно, особенно, когда стою в Москве в пробках, выхожу из машины и пересаживаюсь в метро. Я вообще очень люблю ходить пешком, гулять. Например, мой самый нелюбимый вопрос, когда на улице со мной хотят познакомиться, - ой, ну вы балерина. Он сразу вызывает у меня чувство гнева, агрессии.

– На сегодняшний день в вашем репертуаре насчитывается свыше сорока спектаклей. На личную жизнь время остается?

- Если брать все мои спектаклии, включая вариации, то их более 70. А так, действительно, около сорока. Не всегда хватало времени на личную жизнь, иначе – с чем я выйду на сцену. В детстве я задавалась вопросом, причем очень серьезно, будут ли у меня дети. Этот вопрос я задаю себе до сих пор. Желание очень большое. Но с другой стороны, я признаю, что момент на сцене – это так замечательно. Даже если спектакль неудачный, а такое бывает, даже если падаешь на сцене, и такое случается, и с партнером может что-то не склеиться - разное бывает. На сцене такой мощный мир, который нельзя назвать иллюзорным. Ты проживаешь его, потом восстаешь как птица-феникс из пепла.

С другой стороны, я понимаю, что жизнь гораздо длиннее, чем эти двадцать лет, проведенных на сцене, которые, конечно, будут самыми яркими в жизни. Но ведь все, что будет потом, может быть еще важнее. Я придерживаюсь той точки зрения, что человек в двадцать лет должен быть достойным, в тридцать – еще достойнее, в сорок, пятьдесят – еще лучше, а старость вообще должна быть прекрасной. Тогда это залог твоей не зря прожитой жизни. Даже болезнь тоже испытание - как ты из него выйдешь.

– Звания заслуженной артистки России, а теперь и народной артистки тоже ведь своего рода испытание. В вас что-то изменилось?

– Когда в 2005 году я получила звание заслуженной артистки – ничего не изменилось. А когда стала народной – да. Главное, никогда не показать, что ты выше. Я вообще довольно демократичный человек. Я научилась быть терпеливой. В своем присутствии позволяю людям делать все, что угодно. Единственный человек, которому я доверяю в театре на сто процентов – это Татьяна Николаевна Голикова. Если она будет требовать от меня все, что угодно, я это сделаю. Потому что она имеет на это право. Но это не значит, что я буду подчиняться кому-то другому. На сцене я могу быть очень требовательной, если вижу, что кто-то плохо работает, а в жизни я могу посмеяться с человеком над этим.

– Какие впечатления от Вильнюса?

– В Вильнюсе я второй раз за этот год. Мне нравится ваш город. Он такой тихий, уютный. Немного нежный. Мало машин. Сейчас мир живет в другом ритме. В Москве ты горишь, сходишь с ума от мысли, что не успеваешь: 24 часов в сутках не хватает. А на гастролях ритм меняется, становится более спокойным.

Очень хорошо, что гастроли в Вильнюсе состоялись. Ведь самое главное – это общение. А балет – это элитарное искусство, и как любая элитарность она может преодолевать огромные расстояния и решать большие проблемы. Вы – зрители, а мы артисты всегда сможем найти общий язык, найти другую сторону общения, лучшую.

Поделиться
Комментарии