Что было раньше – идея "Утопии", это слово или сюжет?
Была идея. Есть такая рюмочная на Новокузнецкой, называется – "Второе дыхание", она известна тем, что с советских времён практически не поменялась. Там Олеша любил выпивать, и даже ходили легенды, что он оставлял целые пачки гонораров. Я всё время думал об этом месте, где ничего не изменилось за столько лет, и вообще о том, что у нас есть такое движение возврата к советской эпохе. Я решил, что "Утопия" – хорошая метафора для разговора об этом. Эта пьеса по жанру – трагедия. Трагедия – это когда нет никаких возможностей что-то изменить. Трагедия в пьесе начинается с того момента, как хозяин "Утопии" говорит, что всё будет по-прежнему, и у этой семьи нет шансов что-то поменять. Я, например, мечтал о том, чтобы с этого эпизода люди перестали играть, прочитали бы всё по бумажке, или можно проецировать текст на экран. Потому что какой смысл разыгрывать этот финал, уже наступил рок. Мне как раз хотелось, чтобы эта трагедия была как-то визуально подчёркнута. Ведь трагедия – это когда человек сползает по скользкой горе в пропасть, и ему не за что зацепиться. Казалось бы, что тут тогда смотреть, а мы наблюдаем за тем, как он сопротивляется року.
Почему именно наркоман Юра чувствует красоту, полёт, хоть какую-то свободу?
Ну почему, мне кажется, что у Нади тоже есть представление о красоте, она же мечтает о красных платьях. Просто у каждого героя свои представления о красоте, а у Юры есть какая-то возможность взглянуть на мир шире, чем у его родителей.
Есть ли в пьесе ответ, как не возвращаться постоянно в прошлое, в эту "Утопию"?
Мне не хотелось бы намечать какие-то выходы, пути. Это вообще не задача драматурга – учить людей чему-то. Чехов тоже в "Трёх сёстрах" не показывает, что же нужно делать сёстрам дальше. И вообще не в традициях драматургии поучать, это в традициях агитации, идеологического искусства, но не в традициях культуры. Мне скорее хотелось поговорить о том, что рок начинается в тот момент, когда перестаёшь меняться. Это же один из законов драматургии: если герой не меняется, то он или умрёт, или останется в бесконечности. Как в "Утиной охоте" в финале есть ощущение и не жизни, и не смерти, а какого-то унылого чистилища, что в принципе – тоже смерть. Отсутствиe движения – это конец. Мне хотелось показать, как желание спрятаться в прошлом противоречит самой жизни, как оно приводит к смерти.
В том, что в итоге сгорает "Утопия" может быть какая-то надежда на невозвращение в прошлое?
В наборе символов, которые можно увидеть в этом сгорании, есть и такой. Не должна пьеса о чём-то определённом говорить. Пьеса – это то, что может быть прочитано по-разному. На самом деле, я же люблю эту "Утопию", я люблю это прошлое и хочу к нему возвращаться, просто я знаю, что не надо. Поэтому, когда я сжигаю её, я сжигаю и какую-то свою внутреннюю "Утопию". Я себе запрещаю туда возвращаться. А каждый уж сам для себя пусть делает выводы. Вопросы мне нравятся больше, чем ответы, искусство не должно содержать ответов.
Как вам кажется, за последнее время процесс попадания современных пьес в большие театры стал легче?
Нет. Страх перед реальностью в современных пьесах очень силён. Так будет постоянно, пока официальная реальность отличается от художественной. Всегда будет страх показать что-то, что не соответствует официальной реальности. Вот если этот зазор уйдёт, то современное искусство вообще будет более востребовано.
