Я знаю, что если в полночь появляется новость типа «СМИ: скоро в России подорожает водка», то с вероятностью 90 процентов под псевдонимом «СМИ» здесь скрывается газета «Известия», и завтра утром Росспиртпром выпустит опровержение, а через месяц водка действительно подорожает, но, впрочем, не так сильно, как это обещают «СМИ». Я знаю, что если в новостях пишут, что американский эксперт предрекает скорый крах США, то имя этого эксперта, если мне вдруг вздумается поискать его в интернете, найдется только на десятке русских сайтов, причем таинственный американец, вероятнее всего, будет сфотографирован с георгиевской лентой на лацкане камуфляжа и в компании историка Старикова.
Еще я знаю, что если «анонимный интернационал хакеров публикует сенсационную переписку кремлевских чиновников», то это значит, что айтишники в погонах передали по инстанции содержимое чьего-нибудь почтового ящика, и инстанция сочла необходимым в рамках укрепления кремлевской дисциплины часть этих писем опубликовать. Еще — если вдруг в распоряжении популярного таблоида совершенно случайно оказалась сделанная скрытой камерой видеозапись, на которой один известный оппозиционер разговаривает с другим известным оппозиционером, то завтра нам покажут Владимира Маркина, который пообещает провести по факту этой видеозаписи проверку и, если надо, возбудить уголовное дело.
Еще я знаю лично или через одно рукопожатие всех или почти всех главных редакторов и других руководителей популярных СМИ, примерно представляю себе, с кем они дружат, кого слушаются, на чьи звонки заинтересованно отвечают и иногда даже — с кем они спят. Я неплохо представляю себе структуру собственности этих СМИ и в большинстве случаев знаю даже, кому в действительности подчиняются формальные их собственники. В наше время наряду со СМИ надо внимательно относиться и к популярным пользователям социальных сетей, их очень много, но и за ними я стараюсь внимательно следить, имея в виду их связи, источники доходов, пересечения по темам с другими блогерами и традиционными СМИ. Иногда я кажусь себе похожим на режиссера, который смотрит чужое кино — нормальный телезритель видит драму, следит за диалогами, слышит музыку, а режиссер, уставившись в экран, следит за монтажными склейками, движениями камеры, композицией кадра и делает вывод, стоящее кино или нет, совсем не по тем критериям, которыми руководствуются люди с попкорном в последнем ряду.
Сам себя не похвалишь, весь день как оплеванный, — да, я знаю и, наверное, я действительно сейчас себя немного сверх меры хвалю, но ведь есть за что! Сколько нас таких, умеющих читать новости, на весь русский мир — сто, двести, пятьсот? Мало, меньше, чем даже читателей этой колонки. Таким редким навыком стоит гордиться, и если бы кто-нибудь меня спросил, как мне удалось такой навык в себе выработать, я бы обстоятельно ответил, что много лет много работал, много писал, много читал, перезнакомился с кучей людей, старался на все обращать внимание, старался сопоставлять разные обстоятельства, и так далее. Многим, конечно, приходилось жертвовать — вот представьте, если продолжать аналогию с режиссером: ты приходишь в кино, хочешь отдохнуть и насладиться зрелищем на экране, а вместо зрелища видишь монтажные склейки и неровно выстроенную композицию кадра. Это ведь страшно!
И, чтобы не было совсем страшно, я стараюсь не забывать себя таким, каким я был до погружения в этот мир скандалов, интриг и расследований. Это сейчас я читаю размышления уважаемого политолога о будущем Европы и, вчитываясь, добавляю к этим размышлениям что-нибудь вроде «работал на выборах в 2003 году, был замешан в денежном скандале, потом пытался делать сайт в Киеве, но провалился, устроился в один околокремлевский проект, потом в антикремлевский, потом опять в кремлевский, и про меня еще глупости какие-то писал»; если он писал про меня глупости, кто сказал, что про будущее Европы он напишет умности? — так я читаю сейчас. А пятнадцать лет назад я бы просто прочитал размышления этого политолога, с чем-то наверняка не согласился бы, от чего-то, напротив, пришел бы в восторг, взвесил бы все его доводы, взглянул бы на них с высоты своего девятнадцатилетнего (пятнадцать лет назад мне было девятнадцать) опыта и, если бы у меня уже был свой аккаунт в какой-нибудь соцсети, вывесил бы ссылку на статью этого политолога с какой-нибудь припиской от себя типа «Я не Шарли».
Мне действительно кажется важным не забывать себя девятнадцатилетним и смотреть на то, что я сегодня слышу и читаю, не только как отягощенный лишними знаниями ветеран, но и как обычный молодой человек, который смутно представляет себе, что он хочет услышать и прочитать. Я стараюсь помнить себя девятнадцатилетним, и, продолжая теперь следить за обсуждениями украинских дел, я понимаю, что пятнадцать лет назад я, возмущенный бандеровским переворотом, хунтой и распятым мальчиком, сказал бы родителям, что поеду на каникулы, скажем, в Москву, а сам бы сел бы в поезд до Ростова, потом какими-нибудь маршрутками, и дайте мне, пожалуйста, автомат. Я почти не сомневаюсь, что в свои девятнадцать лет я читал бы новости именно так.
И я очень, очень рад, что мне давно не девятнадцать лет, и что я давно умею читать новости. И еще мне довольно страшно за тех, кто не умеет их читать, то есть, в общем, почти за всех.