Добраться до этих районов сложно. Дороги здесь плохие, а кроме того требуется разрешение властей, которые те выдают журналистам весьма неохотно.
Так что, когда правительство предложило 18-ти местным и иностранным журналистам посетить Маундо, мы сразу же согласились.
Да, это значило, что мы увидим лишь те места и поговорим лишь с теми людьми, которые были одобрены властями. Тем не менее, даже при таких ограничениях можно многое понять.
Не стоит также забывать, что у правительства Мьянмы есть своя точка зрения на происходящее, и ее не стоит игнорировать.
Правительственным войскам противостоят вооруженные боевики, хотя, конечно, некоторые скажут, что власти страны сами накликали это себе на голову.
Межэтнические проблемы в штате Ракхайн накапливались десятилетиями, и любому правительству было бы сложно разрешить этот конфликт.
Как только мы прибыли в город Ситуэ - столицу штата Ракхайн, - с нами провели инструктаж.
Нам было запрещено покидать нашу группу, а также работать в одиночку. В шесть часов вечера начинался комендантский час, и выходить на улицу с наступлением темноты было тоже запрещено. Мы спрашивали - нельзя ли посетить такое-то или такое-то место. Все запросы отвергались по соображениям безопасности.
Правда, я уверен, что присматривавшие за нами люди и в самом деле беспокоились о нашей безопасности.
Этот район Мьянмы низинный, и переезжать из одной деревни в другую надо было по местным рекам и протокам на переполненных лодках. Дорога от Ситуэ до Бутидаун занимает шесть часов. Потом еще час мы ехали по крайне скверной дороге через гористую местность Майу до Маундо.
По дороге мы увидели первую сожженную деревню. Даже росшие там пальмы были обуглены.
Власти Мьянмы решили привести в этот район журналистов, дабы сбалансировать поток негатива, идущий в адрес правительства в связи с его действиями по отношению к народности рохинджа.
Всё освещение событий в Ракхайн почти целиком основывается на историях, рассказаных самими беженцами-рохинджа, добравшихся до Бангладеш, которые в один голос утверждают о целенаправленной кампании по уничтожению мусульман силами армии и толп разъяренных буддистов, а также о якобы происходящих массовых нарушениях прав человека.
Но усилия властей убедить нас в своей правоте почти сразу же натолкнулись на препятствия.
Сначала нас привезли в школу в Маундо, набитую индуистами, вынужденными бежать из своих деревень, подвергшихся нападению. Все они рассказывали об одном: как на них нападали мусульмане и они были вынуждены в страхе бежать.
Но, странным образом, индуисты, которые бежали в Бангладеш, также в один голос рассказывают, что на них нападали местные буддисты, ошибочно принимая их за мусульман.
В школе нас сопровождал глава местной администрации и вооруженные полицейские. Могли ли индуисты разговаривать с нами свободно? Один человек стал было рассказывать, как военные стали стрелять по его деревне, но стоявший рядом с ним его сосед сразу же его поправил.
Женщина в оранжевой кружевной блузке и в серо-малиновой лонджи (своего рода юбки) с особенным волнением рассказывала о нападениях на буддистов со стороны мусульман.
Затем нас привезли в буддийский храм, где монах нам рассказывал, как мусульмане в соседних деревнях сами поджигают свои дома. Нам показали фотографии того, как они делали.
Фотографии выглядели странно. На одной из них стоит группа в белых шапках хаджи, готовящаяся поджечь крышу дома, сделанную из пальмовых листьев.
Женщины, чьи головы покрывает нечто, более всего напоминающее кружевные скатерти, картинно размахивают мечами и мачете. Чуть позднее до меня дошло, что одна из них была той самой индуисткой, которая живописала нападения мусульман.
На другой фотографии был также запечатлен мужчина, которого я видел в школе, где жили беженцы-индуисты.
Похоже, что они сделали эти постановочные снимки в попытке обосновать свой рассказ о злодеяниях мусульман.
Затем мы встретились с полковником Фон Тинтом, который возглавляет местную приграничную службу безопасности.
Он рассказал как бенгальские террористы (так власти называют боевиков из "Армии спасения Аракан рохинджа", АРСА), берут под свой контроль деревни, населенные рохинджа, и требуют, чтобы каждая семья отправила в их ряды по одному мужчине.
По его словам, исламисты сжигают дома тех, кто отказывался это делать. Он обвинил повстанцев в том, что они минируют дороги, и разрушили три моста.
Я спросил его: неужели десятки деревень были сожжены повстанцами? Да, сказал он.
На вопрос о нарушениях прав человека армией, он лишь отмахнулся, сказав: "А где доказательства?".
"Посмотрите на этих женщин, которые выдвигают эти обвинения, - сказал он, имея в виду беженцев-рохинджа. - Разве кто-то захочет их насиловать?"
В Маундо нам позволили встретиться с несколькими мусульманами, но они боялись говорить что бы то ни было на камеру.
Нам удалось на время отбиться от официальной группы, и тогда мусульмане нам жаловались, что им запрещено покидать район города, в котором они живут, что им не хватает еды, и что они пребывают в постоянном страхе.
Один молодой человек сказал, что они хотели бы бежать в Бангладеш, но их лидеры заключили соглашение с властями, согласно которому они должны остаться.
На полупустом бенгальском рынке я спросил одного человека, чего он боится больше всего. Властей, ответил он.
Нас привезли в этот район Мьянмы для того, чтобы показать нам прибрежный городок Алель Тан Кьау. Именно на это местечко напали мусульманские повстанцы из группировки АРСА рано утром 25 августа.
По дороге туда мы проезжали одну деревню за другой. Ни в одной не было ни души. Мы видели катера и рыболовецкие суда, которые, судя по их виду, были просто брошены хозяевами. Видели бродящих по округе коз. И ни одного человека.
В результате нападения Алель Тан Кьау был стерт с лица земли. Даже местная поликлиника, которой, судя по вывеске заведовала благотворительная организация "Врачи без границ", была полностью разрушена.
К северу от городка были видны четыре столба дыма, и с той стороны доносились автоматные очереди. Мы поняли, что там поджигают еще несколько деревень.
Лейтенант полиции Аун Кьяу Мо рассказал нам, как он получил предупреждение о нападении на городок.
Он позволил немусульманскому населению укрыться в полицейской казарме, а затем его товарищи сражались с боевиками, которые, по его словам, были вооружены автоматами, мечами и самодельными бомбами. Бой продолжался три часа, после чего нападавшие отступили.
17 боевиков и один служащий миграционной службы были убиты. Вскоре после этого местные мусульмане спешно покинули город.
Но он затруднился объяснить, почему дома в некоторых частях города все еще продолжали тлеть - через две недели после нападения, во время дождливого времени года. Может быть, кто-то из мусульман здесь остался, а затем, прежде чем покинуть город, они подожгли свои дома, заметил он равнодушно.
Но по дороге из Алель Тан Кьау мы натолкнулись на нечто незапланированное властями.
Мы заметили столб черного дыма, по другую сторону рисового поля. Горела еще одна деревня, прямо рядом с дорогой. Похоже, ее подожгли совсем недавно. Мы все стали кричать сопровождавшим нас полицейским остановить микрофургон.
Как только они это сделали, мы все побежали в сторону горящей деревни, оставив позади сопровождение. Вместе с нами побежали и полицейские, которые потом попытались нас остановить, предупреждая, что заходить в деревню небезопасно. Мы их проигнорировали.
Повсюду горело всё. В грязи валялись женские - очевидно, мусульманские - платья. А посреди улицы стояли мускулистые парни, с мечами и мачете в руках, которые были чрезвычайно удивлены при виде 18 потных журналистов бежавших в их сторону. Они явно не хотели, чтобы их снимали, и двое из них побежали вглубь деревни, оповещая своих товарищей, после чего все они поспешно покинули деревню.
Они заявили нам, что они якобы буддисты штата Ракхайн. Моему коллеге удалось быстро поговорить с одним из них, и тот заявил, что да, они поджигают дома мусульман, и якобы им в этом помогает полиция.
Когда мы вошли в деревню, было видно, что крыша медресе была только что подожжена. Учебники на арабском языке валялись в грязи. А на дороге лежал пластиковая канистра, воняющая бензином.
Деревня называлась Гауду Еар Йа. Когда-то в ней проживали мусульмане, но сейчас не было видно никаких признаков ее обитателей. Поджигатели спокойно вышли из деревни, обойдя сопровождавших нас полицейских. Некоторые несли с собой награбленное.
Мусульманская деревня была сожжена неподалеку сразу от нескольких больших полицейских казарм. Ни один человек не захотел остановить поджигателей.
