«Очень тяжелая будет кампания, очень тяжелая», — признался, отбросив вдруг браваду, Александр Лукашенко. Более того, себя он определил как отягчающий фактор: «И если в этой кампании придется участвовать действующему президенту, то она еще тяжелее будет…».
Было заявлено даже, что «если вы найдете другого президента, страха не будет». Однако этот пассаж публика восприняла лишь как дань политическому кокетству.
Из контекста можно было безошибочно заключить, что трудностей для себя и нации действующий руководитель не боится, а посему с дистанции сходить не собирается. Расцвет Полесья в будущей пятилетке он недвусмысленно обещал от своего имени. Звучало типа: вот встретимся через год…
Но какой тогда смысл нагнетать атмосферу? Ведь Лукашенко сам периодически твердит (свежий пример — выступление с ежегодным посланием 20 апреля), что его оппоненты ничтожны, боятся идти во власть, ибо не знают, что с ней делать. Рейтинг официального лидера даже по данным «зловредного» НИСЭПИ на порядок больше, чем у вероятного соперника — Александра Милинкевича.
Вдобавок и экономика начала расти. Даже независимые эксперты Исследовательского центра Института приватизации и менеджмента солидарны с правительством: в первом полугодии ВВП может прибавить на 6-7%. А к концу года, глядишь, и официально спрогнозированные 11-13% выжать удастся.
Но Лукашенко почему-то упирает не на сакральную стабильность — напротив, говорит о зияющих пропастях, недругах и заговорах. Советует народу не расслабляться, «потому что вы видите, кому тут действующий президент не нравится, кому это не в лад и на Западе, и на Востоке. И, естественно, руки чешутся, хочется как-то сюда влезть».
Все просто, считает минский аналитик Владимир Мацкевич: «Для стабильного существования диктаторского режима нужен образ врага». Это классика жанра. «Если нет врага реального, он должен изобретаться. Отсюда — медийный образ злобной оппозиции», — говорит эксперт. Но поскольку ослабленную оппозицию демонизировать стало трудновато, то «теперь на роль врага все чаще выдвигается Россия».
В этом плане показателен диалог Лукашенко с гендиректором Мозырского НПЗ. Последнему было велено не давать ни копейки прибыли от венесуэльской нефти российским акционерам. Прозвучало в духе «ни пяди земли врагу!».
Да, Россия — фактор серьезный. Но и этот «восточный враг» во многом демонизирован, как ранее демонизировался западный. При этом происходит подмена понятий.
Белорусский аналитик Андрей Федоров считает, что на грядущих выборах «непосредственной угрозы со стороны Москвы нет, поскольку у нее нет своего реального кандидата. А «сделать» его за короткое время в нынешних условиях не представляется возможным».
Другое дело, добавляет собеседник, что Кремль может действовать тихой сапой. А именно — «постепенно уменьшать электоральную поддержку сегодняшнего белорусского руководства через усиление экономического давления».
Но тут спасение, согласитесь, не в том, чтобы окопы рыть между Оршей и Смоленском, а в том, чтобы модернизировать экономику, форсировать структурные реформы, укреплять энергетические альтернативы, сближаться с Европой, откуда могут придти инвестиции и передовые технологии.
Акцент, однако, делается на фобиях, на страхе перед некими зловещими заговорами, за которыми явно видится рука Москвы.
Главную угрозу Лукашенко обрисовал полешукам без экивоков: «Расслабляться вам не надо потому, что — чтобы не произошло то, что происходит в некоторых республиках, недавно в Киргизии произошло».
Вот он, ответ на вопрос, зачем нагнетать атмосферу. Электорату подспудно вкладывают в голову ложную альтернативу: или Лукашенко — или погромы а-ля Бишкек, кровавый призрак гражданской войны. Но почему мы должны равняться на Кыргызстан? И географически, и в прочих смыслах нам куда ближе, скажем, Польша, Литва.
Что, Литве легко было в годы постсоветской ломки? А сейчас легко разве? Но там уже четвертый президент. Одного — страшно сказать! — бортанули вообще через импичмент. У них в телеящике каждый день фигурирует когорта политиков всех мастей, включая оппозиционных, но при этом можно неделями не увидеть Далю Грибаускайте. И ничего, живет страна без крутых директив да публичной порки министров.
Поляки тоже лихо меняли фигуры во власти. То левый президент, то правый. И никакого хаоса, напротив — Польша удачно трансформировалась и теперь вот через финансово-экономический кризис прошла четко, почти образцово. Да, гибель Леха Качиньского и верхушки правящей элиты шокировала страну эмоционально, но — заметьте — не парализовала работу государственного механизма.
Российский аналитик Андрей Илларионов по этому поводу заметил на «Радио Свобода», что «сама система естественной конкуренции и взаимной поддержки и страхования позволяет таким странам переживать, в том числе, очень тяжелые катастрофы. Страны, которые построены по вертикали, конечно, испытывают гораздо более серьезные шоки…».
Пассаж о «странах, которые построены по вертикали», сразу провоцирует параллели. По мнению белорусского политолога Валерия Карбалевича, у нас смена первого лица в любом случае «будет означать смену политического режима, крах системы».
Причина в том, что в Беларуси создан типично персоналистский режим, заточенный под харизматичного лидера. Плана Б нет.
Пусть минуют нашу страну всяческие катастрофы, но факт то, что любой человек во власти не вечен. Александр Лукашенко и сам не без грустинки сказал селянам Петриковщины: все равно рано или поздно «надо будет найти» нового президента.
Что он вкладывает в это «надо будет найти» — остается лишь гадать. В стране нет конкурентной политики. Соответственно, практически нет и подготовленной, ответственной элиты. Нет системы институтов, которые удержали бы государство на автопилоте, случись какой форс-мажор.
Вместо того чтобы все это исподволь создавать, высшее начальство педалирует тему перманентных трудностей (мы уже 16-й год всё болтаемся на краю какой-то пропасти и вот-вот можем пойти в землянки). Периодически освежается образ врага. И тем самым в подкорку народу вбивается: альтернативы нет, коня на переправе не меняют, спасет только сильная рука. Сами знаете чья.
«Между тем категория сильной власти не так уж проста, — замечает Владимир Мацкевич. — Это не обязательно железная рука». Сильная власть может основываться и на демократии, балансе ветвей.
Другое дело, что авторитарная власть с преобладанием исполнительной ветви, как считает эксперт, может быть оправданна в переходный период, особенно при дефиците политической культуры в обществе.
«Но миссия такой власти — выращивать демократические институты, чтобы в итоге заменить ими персоналистский режим, — подчеркивает Владимир Мацкевич. — У нас же 15 лет все происходило с точностью до наоборот. Делалось все, чтобы понизить уровень политической культуры».
Независимая социология показывает, что в этом плане вертикаль добилась успеха. Электорат аполитичен, атомизирован, дружно ходит на выборы без выбора по советскому ритуалу и, вопреки оппозиционным лозунгам, не очень-то и рвется контролировать власть. Привычнее и удобнее, чтобы власть исправно кормила с ложечки.
Но цена этого застоя — риск, будучи в центре Европы, выпасть в третий мир. И уж точно смена главы государства будет шоком, болезненной ломкой, которую рано или поздно Беларуси придется пережить.