Вчера в Житковичах у Александра Лукашенко вдруг вырвалось: «У нас там, в Минске, дай бог удержать ситуацию». Прозвучало неожиданно и странно. Лишь несколько дней назад официальный лидер на все лады превозносил в Овальном зале пресловутую стабильность.
И вдруг — эта фраза, явно льстящая адепту уличной борьбы в Беларуси Николаю Статкевичу, который уверяет, что Лукашенко не объявил референдум, когда выступал с посланием 24 апреля, именно из-за угрозы у нас армянского сценария.
Более полно пассаж президента, обращенный к житковичским вертикальщикам, звучал так: «Я вам сказал в послании — нам еще подкинут этих проблем, посмотрите. Но я за вас меньше беспокоюсь. У нас там, в Минске, дай бог удержать ситуацию».
Можно подумать, что в столице начальство сидит на пороховой бочке, толпы протестующих того и гляди ворвутся в резиденцию. Второй Ереван назревает.
Между тем нынешней весной истинно массовой получилась лишь разрешенная властями акция в априори безопасном для них формате — «Свята незалежнасці» 25 марта у столичного Большого театра. Попытка соратников Статкевича провести параллельно неразрешенное шествие оказалась отнюдь не массовой и была пресечена в зародыше.
А «Чернобыльский шлях» в Минске 26 апреля хоть и был разрешен, но собрал только около полутысячи участников и прошел вяловато, без особого драйва.
«Дармоеды» вряд ли выйдут на улицу снова
Самой большой за последние годы нервотрепкой для властей стали прошлогодние «дармоедские» протесты. Но они во многом были стихийными (оппозиция сама их догоняла) и эффектнее выглядели как раз-таки в регионах. Власть же — это классика жанра — берут в столицах.
Да и с теми протестами руководство страны справилось довольно быстро, дав отмашку силовикам. Они в Беларуси хорошо оснащены и служат режиму верно. Их мощи пока с лихвой хватает для удушения уличных волнений.
К тому же «антидармоедский» декрет сильно редуцировали. Его реинкарнация не столь жестока, а издаваемые в развитие документа постановления Совмина дополнительно ослабляют меры воздействия на «тунеядцев» (теперь их более культурно называют не занятыми в экономике трудоспособными гражданами).
На днях чиновники объяснили, например, что если такой гражданин не является собственником помещения (то есть жировка приходит, скажем, на имя жены или матери), то полностью оплачивать горячую воду и отопление не придется.
А там, глядишь, и все население выведут на стопроцентную оплату коммуналки, так что грань между тунеядцами и трудягами в этом плане совсем сотрется.
В общем, прошлогоднюю протестную волну быстро сбили и новых таких волн, если наверху не придумают какую-нибудь совсем уж феноменальную глупость, пока не предвидится.
Белорусы живут хоть в среднем и неважно, но зубы на полку не кладут, а по статистике так даже и неплохо прирастают доходами.
Так или иначе, но говорить о признаках созревания некой революционной ситуации серьезным аналитикам не приходится.
Идеал — избиратель-зомби
Но начальству все равно как-то неуютно.
Вот Лидия Ермошина, глава Центризбиркома, с одной стороны, посоветовала «расслабиться» всем, кто долго спекулировал на тему референдума.
С другой стороны, она же в интервью БЕЛТА 26 апреля, допуская, что когда-нибудь придет время изменить Конституцию и проект вынесут на всенародное обсуждение, спешит подчеркнуть: оно не может быть слишком долгим, поскольку политизирует ситуацию.
«Возможно, пары месяцев, если это будут сложные изменения, достаточно. Это необходимый период. Слишком долго нельзя. Мы не можем жить, как на вулкане. Зачастую все политические дискуссии приводят к непредсказуемым последствиям», — это заявление главы ЦИК восхитительно в своей откровенности.
Обсуждение политического документа приравнивается к жизни на вулкане. И вообще политизация населения (которая периодически достигает пика в демократических странах, где на каждых выборах кандидаты раскочегаривают общество, и там это норма) воспринимается здесь как угроза, стихийное бедствие. Причем это не первое такого рода заявление Ермошиной.
Похоже, идеал для белорусского начальства — чтобы и в выборах (коль уж этот ритуал — неизбежное зло) обыватель участвовал как зомби, не приходя в политическое сознание.
Этот экзистенциальный страх белорусской вертикали перед любой политизацией общества объясняется тем, что механизм смены правящих элит через выборы давно заблокирован толстым ржавым ломом. То есть через поход к избирательным урнам этот режим не сменишь. Остается улица.
А улица, если разойдется, и впрямь может сменить власть не самым мягким способом. Вот и страшно, даже когда вроде все схвачено и всюду запас прочности тройной.
Показательно, что Лукашенко сам вновь и вновь, как будто это сидит внутри занозой, обращается к армянским событиям (вдобавок к тому, что раз за разом упоминал Армению, когда выступал с посланием).
Вот и в Житковичах сказал: «Я с президентом [Армении Арменом Саркисяном] разговаривал. Он мне позвонил, говорит: Александр Григорьевич, прозевали».
Интересно, какой смысл вкладывается в словечко «прозевали» (и вообще: это цитирование или вольный пересказ?).
Прозевали, как Серж Саргсян занял премьерское кресло и перетащил на себя от президента все полномочия? Но Саргсян этот фокус готовил несколько лет, целую конституционную реформу провернул.
Получается, прозевали момент, когда волнения можно было задушить? Неужели это весь армянский урок для белорусских властей?
Риски выжженного политического поля
Кто-то заметит: а может, говоря, что дай бог удержать ситуацию в Минске, белорусский официальный лидер намекает на возможные происки восточных соседей, некий вариант крымского сценария?
Но сегодня Москве точно не до аннексии. И если уж размышлять о такой опасности, то риск резко возрастает в двух случаях.
Первый — здесь действительно происходит революция, и Кремль бросается спасать братский белорусский народ от «хунты», которая может увести страну в объятия проклятого Запада.
Второй — это ситуация, когда первый президент, скажем обтекаемо, оказывается не в состоянии исполнять свои обязанности.
Но революция в Беларуси в обозримой перспективе, как видим, очень маловероятна. А вот тот или иной вариант ситуации «после Лукашенко» действительно резко усиливает риски для белорусской независимости. В частности, потому, что вся власть завязана на первого президента. Транзит власти — ахиллесова пята авторитарных персоналистских режимов.
Их специфика еще и в том, что политическое поле выжигается, потенциальных конкурентов маргинализуют, нейтрализуют, выбивают из игры тем или иным способом. И в некий решающий час может сыграть роковую роль то печальное обстоятельство, что в стране нет политического класса, готового принять вызов и держать удар.
И потому для настоящего укрепления стабильности в Беларуси нужно менять политическую систему, возвращать конкурентные выборы, будить гражданскую активность. По сути, нужна перестройка. Но это для нынешнего начальства, как видим — ужас-ужас-ужас.
Не выучены ни армянский, ни другие уроки. Точнее, выучены, но однобоко: как не упустить собственную власть. И этот идефикс правящей верхушки действительно делает будущее Беларуси тревожно-неопределенным.
И даже если считать, что опасность аннексии Беларуси исчезающе мала, то опасность ее деградации и отставания навсегда от передового мира — устрашающе велика.