Российский ученый-исследователь, специалист в области социально-экономического развития регионов, социальной и политической географии, профессор МГУ и директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич призывает не смотреть на Россию единым взглядом, поскольку ситуация в разных ее частях разная. Тем не менее, она подчеркивает, что кризис уже ощущается и еще одна мобилизация населения по типу крымской невозможна. Однако, по ее словам, есть более опасная вещь: карта внутренних врагов и националистическая карта,т.е. мобилизация русских.

На прошлой неделе Н.Зубаревич приняла участие дискуссии форума интеллектуалов "Россия и Запад: реальность и перспективы", которую в Вильнюсе провели Министерство иностранных дел Литвы и Центр исследования Восточной Европы, а также ответила на вопросы DELFI.

- Сейчас говорят об экономических проблемах, курсе рубля, ценах на нефть — как это сказывается на российских гражданах?

Natalija Zubarevič
- Не надо смотреть на всю страну одним взглядом. Все разные. В крупных городах действительно, высокая озабоченность и курсом рубля и экономическим кризисом, поскольку люди более мобильны, живут в более глобальном мире и сразу видят, какие проблемы будут у них: они будут меньше ездить, меньше покупать, меньше отдыхать и т.д. Периферийная Россия живет гораздо спокойнее. Там доллар и евро — это абстракция. Они смотрят только на рост цен, на периферийных территориях, в малых и средних городах импортных продуктов меньше. Поэтому люди покупают больше российского и цена гречки для них часто важнее, чем цена нового гаджета. И ажиотаж, связанный с "черным понедельником" и "черным вторником", связан с первую очередь со столичными городами, городами-миллионниками. В Ярославле, где живет полмиллиона, этот ажиотаж был гораздо слабее, потому что у людей нет такого количества денег, чтобы покупать товары, которые дорожают. На юге, в Ставрополе, ажиотаж минимальный. Т.е. Россия — разная и реакция разная, но общее ощущения кризиса растет: в крупных городах сильнее, на периферии — слабее, там видят только инфляцию, хотя она бьет по более бедному населению сильнее. Такова экономическая логика.

- Президент России Владимир Путин сказал, что проблемы могут длиться два года...

- Я думаю, больше. Этот кризис отличается от предыдущих. Он не связан с глобальными кризисами и начался в России в конце 2012 года, когда остановился рост промышленности и начали сокращаться инвестиции. Этот кризис связан с институциональными дефектами российской политической и экономической системы. Госкорпорации с их неэффективными инвестициями, давление на частный бизнес, отсутствие защиты прав собственности — все это привело к остановке инвестиционной активности и экономического роста. Все это произошло до Крыма. В 2013 году промышленность России не росла, инвестиции не росли, но тогда двигателем был потребительский спрос. Люди брали кредиты и покупали. В результате теперь в России почти все потребительские кредиты берутся для того, чтобы платить по старым. Теперь получить кредит намного сложнее, и мы с вами увидим дефолты домашних хозяйств, когда люди не смогут платить по кредитам.

Это опасная ситуация. Она должна научить людей ответственному финансовому поведению, но я не уверена, что будет так. Я думаю, что государство попытается политически решить проблему и простит часть долгов. Я не знаю как, но когда человеку нечем платить по кредиту, он должен отдавать имущество. Это очень большие проблемы.

Natalija Zubarevič
Второе. Крым, санкции и падение цен на нефть только ускорило сформировавшуюся стагнацию и сделало ее ярким, сильным кризисом. Поскольку он не связан с глобальными процессами и не закончится в связи с окончанием глобального кризиса (поскольку его нет), он будет продолжаться, потому что кризис двигают дальше плохие институты, плохая система управления, недоверие бизнеса к власти, невозможность жить за счет потребительского кредитования. Если брать рейтинг этих драйверов, то я скажу так. Первый драйвер — санкции, потому что они остановили приток дешевых денег, которые русский бизнес брал с глобального рынка. Второй драйвер, более сильный, это цена на нефть. Эти два драйвера будут очень сильно влиять на Россию.

Сейчас говорят об импортозамещении, но чтобы это делать, нужны свободные мощности. Их нет. Нужна дешевая рабочая сила — ее много, но самое главное, нужны инвестиции, а их минус три процента. Вы не можете занять у западных банков, у русских банков денег нет, а процентная ставка — 17%. Это не бизнес, эти деньги невозможно использовать для инвестиций. Поэтому разговоры про импротозамещении — это политический блеф, для этого нет возможностей.

Дальше. Если взять все новое оборудование, которое есть в российской промышленности — 80% это импорт. У нас нет денег, чтобы делать новые предприятия, нет оборудования, чтобы комплектовать эти новые заводы. Китайские и азиатские кредиты не пришли, 40% торговли — это Европа. В Китай у нас большой импорт, но маленький экспорт. Поэтому есть сильный дисбаланс. Китайский инвестор в последние 2-3 года — это меньше 3% всех прямых иностранных инвестиций в Россию. Поэтому, когда я слушаю политические разговоры про поворот на Восток и импортозамещение, я спрашиваю, а как вы будете это делать? Ответа нет, только политические разговоры.

Китай будет инвестировать только в то, что ему интересно. А ему интересны ресурсы, и Россия впустила его в газ в Западной Сибири, ему будут расширять возможности. Но он будет инвестировать только в добычу, а не в переработку ресурсов. Китай может инвестировать в городские сервисы — гостиницы, центры развлечений, но китайцы — бизнесмены. Когда у населения падает потребление, какой смысл инвестировать в рыночные сервисы, а 2014 год — это год остановки доходов населения.

Natalija Zubarevič
За 10 месяцев 2014 года в 40% российских регионов доходы населения сократились. Такого не было даже в кризис 2009 года. Тогда власть резко увеличила пенсии, не было такого сильного падения доходов, был маленький рост. Сейчас мы столкнулись с тем, что полностью закончился общественный договор, при котором "вы не лезете в политику, мы вам повышаем уровень жизни". С одной стороны, это так, с другой стороны — неправда. У российской власти высокий уровень интеллекта, она переформатировала этот общественный договор. И теперь это договор не со всей страной, а договор с пенсионерами (которым все-таки будут повышать пенсии), с бюджетниками (которые работают в секторе публичных услуг — это врачи и учителя, которым подняли заработную плату). И больше всего подняли зарплаты государственным служащим и работникам силовых структур. Получается здесь — лояльность системе управления, с другой стороны — лояльность той части электората, которая делает результат. Все. Абсолютно понятная и эффективная конструкция, которая может работать дальше.

- Как долго она может работать?

- Не знаю. Сейчас отвечать определенно на вопрос журналистов — это политическая фанаберия. Никто реально ничего не понимает. Ответственный ответ такой: денег в бюджете и фондах примерно на два года хватит. В 2015 и, может быть, 2016 году Россия имеет ресурсы, чтобы гасить проблемы. Дальше — никто не понимает, чем все закончится. Мое ощущение, что это состояние может длиться довольно долго. У меня есть опыт начала девяностых, когда было намного хуже, а население терпело. Поэтому никто в России не понимает пределов терпения российского населения. Проблема в чем: будут сделаны какие-то большие глупости или нет? Потому что большая глупость — это драйвер протеста. Если ситуация меняется медленно, то люди адаптируются постепенно. Вы можете прогнозировать глупости? Я — нет.

- Какой могла бы быть такая большая глупость?

- Аналог такой глупости, если вы помните новейшую российскую историю, это монетизация льгот, когда имевшим сегодня льготы людям, пришлось завтра за них платить. Но власть извлекла уроки, после этого ни одна реформа не проводилась по принципу «сегодня можно, завтра нельзя». Власть делает конструкцию, которая смягчает эту трансформацию. И так во всем. А глупость это что? Глупый собственник говорит, что останавливает завод, а глупый мэр говорит, что это ваши проблемы. Все, начинается социальный взрыв. Такого уже нет давно.

Собственников в России контролируют и в 2009 году был прямой запрет на увольнение, только с разрешения прокурора. Так что бизнес понимает политические границы, что можно, а что нельзя. Поэтому увольняют медленно, дают большие компенсации, рядом государство, которое организует общественные работы. Все это делается достаточно аккуратно. Пока таких случаев немного, но когда их будет много при имеющемся ручном управлении — рук не хватит. И никто не понимает, когда количество перейдет в качество. Это проблема в основном промышленных городов. С больших городах власть вообще не обращает внимания — это рынок и люди не ждут от государства помощи. В больших городах другая ментальность. В сельской местности вы просто будете сажать больше картошки, будет больше кур, будет еще одна свинья — вы будете выживать за счет собственных усилий. Это стандарт российского выживания, плюс ваша бабушка будет регулярно получать пенсию. На водку деньги есть, но чаще вы делаете собственный алкоголь, самогон. Все, мир сделан как-то так, что вы можете жить.

- В литовском селе ситуация схожая...

- Абсолютно. Это режим выживания, традиционалистское общество, которое минимально зависит от государства. Оно живет в веками отработанной стратегии выживания. Фактически мы с вами сейчас говорим о главной проблеме. И главная проблема такая: модернизированное, более образованное, умеющее зарабатывать городское общество России, которое считало, что оно уже живет современной жизнью, сейчас будет менять качество жизни. Не только уровень — качество жизни. И это ощущение дефекта жизни сильнее.

Три у тебя курицы или одна, две сотки картошки или десять — это мало что меняет. Но если ты раньше был более мобилен, твой ребенок мог получать образование и услуги, а сейчас нет, то это меняет качество жизни и самооценку. И пока это ухудшение только началось, это девальвация, что отрезает Россию от глобального мира (люди будут меньше ездить).

Второе — это снижение доходов. Дальше — городской житель уже не сможет найти такую работу, как раньше. Особенно это касается молодежи. Молодежь в России, во всяком случае в Москве, считала, что стартовая позиция меньше 1000 евро — это ненормально.

Спасает одно, сейчас на рынок труда приходит очень маленькое поколение тех, кто родился в 1990-е годы. Их мало, поскольку рождаемость тогда была низкой, поэтому будет чуть легче. Это также означает, что молодежный протест будет небольшой. Они какую-то работу найдут, а на пенсию будет уходить очень большое поколение тех, кто родился после Второй мировой войны, в 1950-е годы. Как они будут жить на пенсию? И я думаю, что многие из них не захотят уходить на пенсию, особенно в городах. В российских крупных городах более половины пенсионеров работают, они не будет освобождать эти рабочие места. Жить на пенсию просто невозможно.

Поэтому какой-то конфликт будет. Но в целом могу сказать важную вещь для меня вещь: степень разнородности российского общества, степень пропаганды, которая очень успешна таковы, что мы реально не можем прогнозировать, что будет дальше. Тренд сломался, а как пойдет дальше, может говорить только «баба Ванга». Я не знаю.

Поэтому 2015-й год будет очень важным. И тут уже важен не Путин, он задал тренд, а то, как российское население будет в новых условиях адаптироваться, как будет развиваться и расти недовольство (а оно будет расти), кто будет объектом этого недовольства (вы знаете, что Путин тефлоновый). Я почти уверена, что поменяют правительство, правительство будет козлом отпущения, это козырная карта. Если ситуация будет ухудшаться быстрее, то эту козырную карту достанут раньше. Я не политолог, но четко понимаю, что правительство слабо реагирует на те вызовы, которые стоят перед Россией. Оно не имеет консолидированной позиции, потому что правительство в России — не центр принятия решений. Решения принимают в Кремле. Поэтому, первое, не надо никаких катастрофических, апокалиптических прогнозов. Россия — большая страна, в которой люди очень хорошо умеют адаптироваться к сложным ситуациям. Я пережила четыре кризиса и до сих пор жива. И я не одна такая.

Второе, политический фактор значим, но уже такие политические мобилизации как Крым вряд ли можно создать. Мобилизация на имперской идее включает практически всех, кроме таких как мы, кто был против. Большинство населения России очень активно поддержало эту постимперскую интеграцию и идею. Больше постимперских возможностей нет, а это означает, что осталась две карты. Первая карта — это внутренние враги. Посмотрим, но какое-то усиление давления на оппозицию будет. И вторая карта самая страшная. Это мобилизация русских, националистическая карта.

Я очень надеюсь, что эту карту не тронут, потому что в многонациональной стране мобилизация на основе русского национализма — это начало конца. Это взорвет страну. Поскольку адекватность этой власти у меня под сомнением, я не исключаю ничего. Но ксенофобия внутри России к выходцам из Средней Азии уменьшится, количество мигрантов в России уже начало сильно сокращаться. Но ксенофобия по отношению к внешнему миру, врагам, которые сделали нам плохо, увы, в массовом сознании сохранится довольно долго и поддерживать это очень легко, потому что российское население оказалось внутренне готовым к реанимации образа врага. Это самое страшное, значит, что Россия закрывается от внешнего мира, становится периферией уже не только экономической, но и социально-политической. Я этого очень боюсь, потому что страны таких периферий с большими комплексами и часто бывают неадекватными.

Тем не менее, никогда так не было, чтобы никак не было. Всегда так было, чтоб как-нибудь, да было. Мы прорвемся.

Поделиться
Комментарии