"Россия - несчастное, очень травмированное, постгеноцидное общество. Мало того, что в ХХ веке Россия пережила геноцид, после холодной войны ее, по сути выдворили из Европы и она оказалась в культурном вакууме, была дезориентирована, пыталась открыть свое, и часто открывала чудовищ, таких, как, например, Путин. Однако она была и очень динамичным и интеллектуально активным местом, где рождается много идей. Некоторые идеи очень плохие, а иные – очень хорошие", – сказал в интервью DELFI Леонид Рагозин, журналист Bloomberg, автор гида Lonely Planet, работавший с русской службой BBC, русским Newsweek. Сейчас Л.Рагозин с супругой переехал в Латвию.
– Что случилось? Почему вы с супругой решили эмигрировать из России?
– Эмигрировать - это, может, слишком громко сказано. Я не думаю, что сейчас существует такая эмиграция, как в советское время, когда люди уезжали навсегда. Сейчас это больше – более активное перемещение образованных людей. Мы переехали в Латвию, этот шаг был обусловлен российскими амбициями, связанными с Крымом.
– Вы уже думали об отъезде, и это стало последней каплей?
– Конечно, я наблюдал за тем, как меняется Россия, но это было так печально и неожиданно – никто в России этого не ожидал. Даже я сам, я работал в Украине, считал себя экспертом по Украине, и другие люди, не могли в это поверить. Был сильный шок.
– Если удается вырваться из этих пузырей, как вы говорите, видите ли в российском обществе какие-то перемены после аннексии Крыма?
– В определенном смысле есть перемены – русский фатализм, чувство Апокалипсиса, всегда существовало, а сейчас оно возросло, есть такой настрой, особенно в Москве и Петербурге, что все может ухудшиться. Это может быть обманом, но может быть и реальностью. Есть беспокойство. С другой стороны, старая тенденция, истоки которой появились в конце 1990-ых и начале 2000-ых, продолжается – считается, что за этим мерзким политическим фильмом существует настоящая жизнь и происходят тектонические культурные хорошие и позитивные переломы.
– Какие, например?
– В последние 15 лет люди стали богаче, добились свободы, какой раньше не было – свободы выбора образа жизни, работы, места жительства, места отдыха. Для них это важно, быть может, важнее возможности выбора политических лидеров. Изменился и образ жизни – это можно заметить по кафе и ресторанам не только в Москве, но и в других российских городах. Это очень потребительское общество, где люди сконцентрированы на том, на что тратят деньги и как их зарабатывают. У этой ситуации есть положительная и темная стороны, но если иметь в виду, что это страна, которой почти на протяжении века не были доступны необходимые вещи, то это хорошее явление. Это влияет и на взгляды самих людей – снизился уровень преступности, города стали удобнее для людей – лучше организован транспорт, улучшилась инфраструктура. Особенно Москва в последние 5 лет пережила урбанистическую революцию, став нормальным европейским городом, в котором привели в порядок парки, движение, правда многие москвичи критикуют эти перемены, давят на власти.
- Из того, что вы рассказываете, создается впечатление, что люди в России живут неплохо и достаточно счастливы, но как обстоят дела с санкциями Запада? Заметны ли последствия?
- С тех пор как в теории экономики появилось понятие счастья и счастье стали измерять, Россия постоянно попадает в группу самых несчастных стран мира. Россия - несчастное, очень травмированное, постгеноцидное общество. Мало того, что в ХХ веке Россия пережила геноцид, после холодной войны ее по сути выдворили из Европы и она оказалась в культурном вакууме, была дезориентирована, пыталась открыть свое, и часто открывала чудовищ, таких, как, например, Путин. Однако она была и очень динамичным и интеллектуально активным местом, где рождается много идей. Некоторые идеи очень плохие, а иные – очень хорошие.
- Если вернуться к потребительскому обществу – то его совершенно не волнует, скажем, что в России сильно ограничена свобода слова, все больше ограничивается интернет?
- Темная сторона фрагментации СМИ нашего времени - это то, что люди выбирают, что хотят слышать, вместо того, что им стоит слышать. Это российский случай. Это даже не пропаганда – россияне по доброй воле поддаются этой пропаганде. По российским телеканалам пропаганда рассказывает россиянам то, что они хотят слышать – перед ними рисуют образ русскоцентристского мира, мира поделенного на две части – людей, которые любят Россию, и которые ненавидят ее. И, конечно, согласно пропаганде, многие ненавидят Россию. Они верят, что все американцы, европейцы и страны Балтии просыпаются утром, думая, как бы тут навредить России, чтобы она исчезла. Конечно, я изобразил все гротескно, но тенденции таковы. Но такое мышление - это часть глобального потока. Оно характерно не только агрессивному российскому большинству, но и тем, кто поддерживает Трампа, поклонникам других националистических движений и партий, партии Марин Ле Пен, а также националистам стран Балтии. Постоянно ищут врага: беженцы, американцы, русские, любой "чужой". Я часто говорю, что Россия – это портрет западного Дориана Грея – все плохие качества Запада, накопленные за время политической истории вместе взятые. И сейчас, когда Трамп находится на пороге Вашингтона, это как час расплаты – когда позирующий смотрит на портрет, а портрет повторяет его.
- Какое будущее российского общества вы видите – куда оно свернет?
- В определенном смысле мы находимся в состоянии 1990–ых, когда появились разные возможности, разных сценарии. Скажем, в 1991 г. возможные сценарии колебались от гражданской войны с использованием ядерного оружия до быстрой и полной евроатлантической интеграции. Все было возможно и это зависело не столько от людей, сколько от назначенных политических деятелей. Сейчас очень похожая ситуация. Если смотреть глобально, в мире, не только в Восточной Европе, но и в России, наблюдается сложно прогнозируемый период и волна больших турбулентностей, время намного более нестабильное, чем перед обеими мировыми войнами. Ситуация очень рискованная, но открывающая много возможностей для творчества, скажем, интеграции России на Запад. Этот режим экономически и политически непрочен, он, наконец, должен измениться.
- Но как вы представляете себе интеграцию? Сейчас это кажется не очень реальным...
- Россия по числу жителей меньше Европы, меньше ЕС, большая часть россиян живет в европейской части России. Во многих отношениях Россия - обычное государство Восточной Европы, и отличается от нее не столько своими размерами, сколько глубиной постгеноцидной травмы и с более глубокими формами психоза. Травмы россиян никто не лечил, в отличие от европейцев, которые освободились от коммунизма. Я думаю, что Россия может и должна быть интегрирована, в противном случае элита интеллектуалов будет сметена, а дискурс станет еще более примитивным и архаичным, и это приведет к внутренним конфликтам, а это территория с ядерным оружием и полезными ископаемыми. Итак, если Европа не интегрирует Россию, то возникнет большая угроза в сфере безопасности. Она должна это сделать ради своего же выживания.
- Как? Видите ли вы какую-либо возможность интеграции России при нынешнем режиме?
- Может, не сию минуту, но такую возможность я вижу. Даже при нынешнем режиме. Нынешний режим - не идеологический, и Путин неоднократно говорил, что он хочет быть президентом большинства, он отражает настроение большинства россиян и общий публичный консенсус. На протяжении десяти лет общим консенсусом была хорошая жизнь и безопасность, этого ожидали от Путина. В последние 5 лет - это недружелюбие и агрессия в отношении других стран, конечно, это также мобилизует людей.
Если бы завтра россияне вернулись к настроению 1991 г. – и позвольте напомнить, что самым большим митинг протеста в Москве был после событий в Вильнюсе (после 13 января – DELFI) и это был митинг за независимость стран Балтии, значит Россия не всегда была имперской, антизападной, антидемократической и антибалтийской. Запад должен послать ясный сигнал россиянам, не правительству, что их ждут для полной интеграции в ЕС и НАТО, без каких-либо дополнительных условий, но Россия обязана отвечать критериям демократической страны – в плане институтов, прав человека и рыночной экономики. Появление такого нового указателя совершило бы чудо – сначала среди элиты, потом среди большинства.
