Как в интервью DELFI отметил В. Сорокин, Россия уже строит такую стену, она повернулась назад, к изоляции от Запада, в XVI век. Власть превратилась в чиновничий аппарат, который новому президенту не изменить, кем бы он ни был. Писатель уверен, что на выборах победит Дмитрий Медведев и символично станет главой «медведя», пока спящего в берлоге и видящего беспокойные сны.
– В трилогии Вы ставите много вопросов перед человечеством и прежде всего перед самим собой. Вы глубоко разочарованы в современном человеке и в цивилизации. Почему? Что именно вызывает внутреннюю боль?
– Что люди до сих пор не могут договориться между собой, во-первых, что они боятся мира и самих себя. Что они не хотят заглянуть в себя и раскрыть свои возможности. А главное, что они как-то готовы любить друг друга. Это угнетает, конечно.
– Я говорю не только о вине человечества, но и о самом себе. У меня такие же комплексы, как и у всех остальных. Но я хотя бы задумываюсь об этом.
– Многие социологи и другие ученые говорят, что мир стал супермаркетом. Верить можно лишь в то, что продается и покупается. Неужели все так плохо?
– Я как раз наоборот говорил. Мир – не только супермаркет, но для многих людей он стал только супермаркетом. Мир – это большая загадка, и мы здесь оказались для того, чтобы разгадать ее, а не для того, чтобы просто участвовать в процессе товарообмена. Мне кажется, что общество, ориентирующееся на конформизм, безнадежно, потому что тогда человек действительно становится мясной машиной, и не более того.
– И каким Вам представляется будущее человечества? Будет еще хуже чем сегодня или когда-то наступит пробуждение?
– (Cмеется) Я бы хотел, конечно, взглянуть на человечество хотя бы через тысячу лет и посмотреть, что будет с человеком, как он будет развиваться. К сожалению, это возможно только в фантастических романах.
– Что будет? Думаю, что будет то же самое, что и было. Радикально, конечно, ничто не изменится.
– В одном интервью Вы признались, что не понимаете, почему люди не могут обойтись без агрессии и насилия. В России этого сейчас, кажется, очень много. Прежде всего, психологическая агрессия – и со стороны простых людей, и со стороны власти. Почему?
– Потому что наше государство было создано в XVI веке царем-садистом и параноиком, Иваном Грозным. Ту самую вертикаль власти, о которой постоянно говорит Путин, выстроил Иван Грозный в XVI веке – централизованное государство с центром в Москве, которой все подчинялись.
– К сожалению, эта средневековая феодальная модель до сих пор является главной структурой нашего государства. Покуда у нас будут укреплять не горизонталь власти, не развитие личности, прав и свободу человека, каждого гражданина, а вертикаль власти, мощь государственной машины у нас по-прежнему все будет в этическом плане на феодальном уровне.
– По-прежнему у нас власть отделена от народа, она непрозрачна, цинична, непредсказуема. Такое общество пропитано насилием. И от насилия на разных уровнях мы никуда не можем деться.
– Кто виноват в том, что положение такое – власть или народ?
– Думаю, что это общая вина. Безусловно. Покуда в каждом россияне не пробудится гражданин, это не изменится. Винить одну власть бессмысленно. Власть – это власть, она не может другой быть. Так что менять надо оппозицию, которая не может договориться. Украина ведь тоже советской была, но оппозиция сумела договориться. Она стала реальной и победила. Нам до этого далеко.
– Когда в России может произойти цветная революция?
– Я не политолог. Одно могу сказать – в России пока все происходило сверху. А перемены, если вспомнить хрущевскую оттепель, Михаила Горбачева, Бориса Ельцина, ну и Путина тоже – все это было сверху. Все поменяется именно сверху. Будем ждать.
– В истории России был не один царь, которого сегодня можно назвать диктатором. В романе «День опричника» как будто вернулись времена Ивана Грозного. А в нынешней России?
– У нас практически создана диктатура с Путиным во главе. Но дело в том, что это уже такая машина – чиновничий аппарат. Он уже по-другому работать не может. А кто там наверху, уже не очень важно.
– Хотите сказать, что президентом или премьером может стать любой политик, но перемены все таки не придут?
– Да. Если не пройдет что-нибудь экстраординарное.
– Может ли в России произойти аналогичное тому, что описано в «Дне опричника»?
– Сейчас разные реакционные наши патриоты и националисты говорят о том, что России надо отграничиться от западного мира, идти своем путем, изолироваться. У нас как будто все есть для выживания. Это будет теократическое государство, а наверху будет некий диктатор, как бы монарх.
– Если действительно Великая русская стена будет выстроена, как в «Дне опричника», мы очень быстро окажемся в XVI веке – и этически, и стилистически. Мы заговорим на языке Средневековья. Будет такой парадокс – останутся все технологии современные, а люди будут средневековые, как в Иране. Приблизительно так будет.
– А то, что сейчас происходит в Кремле: организация «Наши», убийства Анны Политковской и Андрея Литвиненко, дело Михаила Ходорковского Вам не напоминает то, о чем Вы писали?
– Этот вектор задан. Если ничто не изменится, наверно через лет 10 у нас будут кричать «гойда» и сечь людей на площадях, наказывать розгами и так далее.
– 30 лет назад вы окончили нефтяной институт, хотя потом в этой сфере не работали. Скажите все-таки, что Вы думаете о внешней энергетической политике России?
– Отношения современной России к восточно-европейским странам, к Прибалтике в том числе, – это отношения болезненные. Есть так называемые фантомные боли. Скажем, у человека ампутировали ногу, но она иногда или чешется, или болит. Эстония, Литва, Латвия, Грузия – они в сознании наших обитателей Кремля как бы чешутся и болят. Они вызывают болезненную реакцию и неадекватную, на мой взгляд, хотя им пора уже понять. Или, например, Польша не дает покоя нашим правителям. Это все делает Россию провинциальной страной, и это меня очень огорчает.
– Когда-то Вы говорили, что медведь, то есть Россия, вернулся в свою берлогу. Большую часть времени Россия спит, а самое опасное – когда ее будят. Это время уже пришло, или Россия все еще спит, и в будущем произойдет что-нибудь более интересное?
– Думаю, что пока продолжается сон. Другое дело, что Россия видит очень беспокойные сны в этом состоянии. Сны, конечно, беспокоят ее. России снится, что Запад хочет ее разорвать на куски.
– Это уже не беспокойный сон – это просто кошмар.
– Да (смеется). Главный такой кошмар. А когда она проснется, никто не знает.
– Значит, Вы уверены, что будет еще хуже?
– Мы живем в стране, которая непредсказуема. Ни Путин, ни Медведев, ни наши политологи не знают, что в России будет, скажем, через год. Это парадокс нашей жизни. Покуда Россия не будет демократической страной, мы будем жить в непредсказуемом государстве.
– В романе «День опричника» люди на западе России построили Великую стену. Кажется, что Москва теперь именно это и делает, только не в прямом смысле.
– Как я сказал, уже есть вектор движения назад, на изоляцию от западного мира. Опять нам вернули образ Запада как врага. Это заслуга Путина, конечно. Запад – только враг, и надо вести с ним себя очень настороженно, как в советское время. Это очень порочный вектор, он уже заложен, уже идет антизападная пропаганда по телевидению и в печати. Она нарастает, к сожалению, идет оболванивание населения, внушение ему антизападных настроений и антидемократических, конечно.
– А каким вам кажется Запад? Не слишком ли часто некоторые страны идут на уступки?
- Я как-то слышал выступление Путина. Он сказал: не надо нас учить демократии. В России есть как бы все – и земли много, и мозги есть, и рабочая сила. У нас есть лишь дефицит демократии на самом деле. Этому как раз и надо учиться у Запада. Надо не стесняться этому учиться, потому что демократии у нас некогда не было по большому счету.
– Если бы нами управлял действительно мудрый человек, он бы сказал, что нам надо учиться, учиться и учиться демократии у Запада. К сожалению, такого не случилось.
– Меня вот что интересует: русские как народ – люди отличные, культура в России со старых времен – самого высокого уровня, но в политике – беспорядок. Почему так? Неужели только из-за дефицита демократии?
– Во всем должна быть традиция. Традиция учит, например, хорошо готовить еду, водить машину. И опыт. Но какой опыт, когда у нас выборы уже превратились в фарс. Это не имеет никакого отношения к демократии. Некоторые люди не хотят этого даже понять. Нет традиции, вот в чем дело.
– Но в истории России были моменты просвещения, либерализма и демократии: правление Александра II, начало прошлого века, ельцинское десятилетие.
– Конечно, было, но мы же говорим сейчас не об исключении из правил, а о гражданском обществе. Западный человек может сказать, что государство – это я. А русский до сих пор говорит: государство – это они, те, которые сидят в Кремле. Этим мы и отличаемся от Запада. Это радикальное отличие.
– У меня неожиданный вопрос – кто станет президентом России?
– Его уже назначил Путин – Медведев (смеется). Стопроцентно.
– Давайте вернемся к творчеству. Суд порнографии в Вашем романе не нашел. Но некоторые ваши работы все-таки шокируют. Чего Вы хотите добиться – шокировать, заставить людей задуматься, просто рассказать необычные истории?
– Цель моя – поставить вопрос, поставить проблему. Я в принципе никого шокировать не хочу. Я иногда просто ставлю острый вопрос, и эта постановка шокирует сама по себе. А так, в общем, я не провокатор. У меня более глубокие задачи.
– В литературе вы играете не только идеями, но и острым языком. Когда-то Вы жаловались, что в «Войне и мире», где описана великая битва – Бородино, и тысячи мужиков дерутся насмерть, не было ни одного матерного слова.
– Мат – это часть русской жизни. Если в жизни люди не могут без него, то почему литератор, который описывает этих людей, должен закрывать на это глаза? Это – лицемерие. Я за то, чтобы литература всегда писалась с открытыми глазами.
– Читала, что у Вас с детства в голове рождаются целые миры и увиденное Вы записываете. Все ли миры уже описаны? Над чем сейчас работаете?
– Нет, еще не все. Я работаю над книгой рассказов. Естественно, я их не буду пересказывать.
– Кажется, что Вы даете интервью журналистам и рассказываете об уже написанном, чем пишете что-нибудь новое.
– Я всегда работаю, не торопясь. Пишу обычно с утра и до обеда только. Торопиться-то некуда.
– Написали ли Вы уже книгу своей жизни?
– Нет, еще нет. Надежда умирает последней.
– А после «Льда» уже согрелись?
– Да, «Опричник» меня согрел. Это – очень горячая вещь.
