В этом фильме Ярмольник работал с литовским режиссером Эмилисом Веливисом, которого называет литовским Квентином Тарантино. Веливис стал известен не только в Литве, но и за ее пределами благодаря таким картинам, как "Зеро" и "Занесло".

В картине "Ночные стражи", продюсером которой выступил Леонид Ярмольник, сыграл не только сам Леонид, но и 25-летний внук Олега Янковского Иван. В фильме Янковский-младший сыграл роль курьера московской службы доставки, который борется с различной нечистью. Иван Янковский впервые громко заявил о себе еще в 18-летнем возрасте после премьеры фильма "Индиго".

"Ванечку, естественно, я знаю с момента рождения, когда он голенький бегал по участку, поэтому он мне как сын, как самый родной человечек. И он до такой степени на Олега похож, что мне иногда на съемочной площадке плохо становилось: он так же говорит, так же поворачивается и так же ногу на ногу закидывает", - рассказывает Ярмольник.

В интервью DELFI он также поведал, откуда у него появился псевдоним Леонид Пилвас, как ему работалось с Алексеем Германом в фильме "Трудно быть богом", почему он не вернется в политику и o претензии к еще одному литовскому режиссеру - Римасу Туминасу.

- Уважаемый Леонид, расскажите, пожалуйста, о премьерном фильме и о том, как Вам работалось с литовским режиссером Эмилисом Веливисом?

С Эмилисом Веливисом

- Я впервые работал с литовским режиссером, и мне невероятно повезло, потому что из ныне существующих любимых популярных литовских режиссеров, я думаю, что Эмилис занимает особое место. Он очень талантливый.

Когда я посмотрел его фильм "Зеро", то сказал, что это абсолютный литовский Тарантино. И я на этом продолжаю настаивать не в смысле сравнения Тарантино и Эмилиса, а вообще, с точки зрения понимания сегодняшнего юмора, иронии, сарказма, элементов неожиданности. Потому что мы обычно смотрим кино, не отрываясь и не отвлекаясь тогда, когда боимся что-то пропустить. У Эмилиса именно такое замечательное кино, когда боишься пропустить кадр.

Кроме того, как продюсер я никогда не работал в таком жанре — когда много компьютерной графики, много трюков, много спецэффектов. Это я еще должен пожаловаться, что какие-то две сцены мы выбросили из сценария, которые были связаны с погонями по крышам, так как понимали, что мы не успеваем. Сейчас я жалею, что мы это выбросили, потому что это украсило бы картину. Но я считаю, что картина получилась невероятно качественной.

Безусловно, нас не надо бросать на всего зрителя, эта картина для молодежи. Потому что, когда скелет рассыпается, то зрителям моего поколения это, мягко говоря, неинтересно. Поэтому безусловно фильм на уровне качественной компьютерной игры, компьютерного стеба, а дети в возрасте 10-25 лет — это наш основной зритель, который ходит в кинотеатры.

Так что знакомство с Эмилисом для меня счастье, и я очень рад, что эта картина, как принято говорить, международный проект, я рад, что меня с таким радушием принимают в Вильнюсе. Я очень много лет здесь не был. Не потому, что меня сюда не пускали, а потому что не было повода. Я очень рад, что приехал сюда не туристом, а в связи с нашей совместной работой, и это важно и для сближения. Потому что все, что происходит на территории постсоветского пространства и России — это чистая политика, которая не имеет никакого отношения к жизни.

А для меня самая большая ценность — это люди, и это люди, которых я люблю. И мне неважно, это грузин, армянин, еврей, хохол или литовец, если этот человек мне интересен, то он становится моим другом на всю жизнь. Я очень рад, что нашел в Эмилисе единомышленника и друга. Он для меня Литва. И если у каждого из нас будет один литовец или одна литовка, то пушки будут всегда молчать.

- На съемочной площадке Вы нашли не только нового друга, но и новый литовский "сценический псевдоним" - Пилвас... Расскажите, как это произошло.

- А было так. Я сейчас очень худею, потому что у меня начинаются съемки в Латвии, у латышского классика, очень известного режиссера Евгения Пашкевича. Это не такое кино, которое мы делали с Эмилисом, это скорее арт-хаус с фестивальным уклоном. Это заумное кино, но меня это не пугает, так как у меня есть практика 14-летних съемок у Алексея Юрьевича Германа...

Так вот, на съемках у Эмилиса я был чуть полнее, и меня так одели — это было нужно для роли — джинсы, пистолеты, и поскольку есть ремень, хоть я и не толстый, все равно этот мой тараканий животик виден, все-таки мне не 20 лет. И моя жена очень волновалась, говорит — следи за животом, ведь на экране это выглядит ужасно! Я, естественно, в первый съемочный день попросил Эмилиса: если ты увидишь, что я расслабился, заигрался, то ты мне подсказывай, чтобы я втягивал живот.

И вот буквально первый день съемок - камера, мотор, и вдруг на весь павильон, по громкой связи голос режиссера: пилвас (лит. pilvas — живот)! Никто ничего не понимает, и я в том числе. Подумал, что, может, что-то не так произнес или это не нас касается, но проходит какое-то время и опять: пилвас! Ну короче, первые три дня я снимался с животиком, потому что тогда я не знал, а теперь это слово запомнил на всю жизнь, оказывается, это была команда втянуть живот.

Так я уже шучу, что если когда-нибудь вы увидите это слово на афишах, то не удивляйтесь, это будет моим творческим псевдонимом в Литве - Леонид Пилвас.

- На встрече с литовскими журналистами Вы сказали, что согласились на этот проект еще и потому, что в нем задействован внук Олега Янковского Иван... Как Вы себя ощущали, работая с ним на съемочной площадке?

С Иваном Янковским

- Я ощущал себя замечательно, потому что он абсолютный член клана Янковских, который по праву гордится несколькими поколениями замечательных артистов. Иван абсолютный внук своего деда и сын своего отца. Он не баловень судьбы, он закончил "Гитис" у замечательного педагога и режиссера Сергея Женовача, и он, как и дедушка, не делает все подряд, он очень разборчив, скрупулезен в выборе ролей, и работает, как дед, он — самоед.

Он все время себя ругает, все время сомневается, и это очень хорошие актерские качества, которые не очень свойственны сегодняшней молодежи. Иван же хранит эти традиции, которые в большой степени отражали характер его деда.

Ну, а его дед — Олег Иванович Янковский — это мой ближайший друг на протяжении многих лет. И, конечно, мне не хватило и не хватает той жизни, которую мы вместе проживали. Олег слишком рано ушел, и так устроен человек, что мы пытаемся найти замену, и в каком-то смысле в Ване я нашел эту замену, эту форточку, этот вдох.

Нам с Олегом не хватало совместных работ, их было не так много. Это "Тот самый Мюнхгаузен", было что-то еще, но очень мало. Но мы всю жизнь дружили, не проходило недели, чтобы мы два-три раза не встретились. И для этого не нужны были поводы. Это то, что называется дружили семьями, ведь мы и жили недалеко друг от друга. Вечерние 100 грамм виски мы делили регулярно.

Фото malinin.ru

А сейчас у меня ощущение, что я уже состарился, я уже совсем если не старый, то взрослый, а Олег совсем молодой. Вот до такой степени Ваня похож на Олега, и у меня такое ощущение, что все перевернулось — что я взрослый, а Олег еще молодой.

Ванечку, естественно, я знаю с момента рождения, когда он голенький бегал по участку, поэтому он мне как сын, как самый родной человечек. И он до такой степени на Олега похож, что мне иногда на съемочной площадке плохо становилось: он так же говорит, так же поворачивается, и так же ногу на ногу закидывает, и так же паузу делает. Филипп Янковский похож на отца, но как на Олега похож Ваня! Хотя говорят, что через поколение все это повторяется.

Так что это была одна из причин моего желания сняться тут в актерском амплуа, и поиграть с ним. И я очень доволен этой работой.

- Если продолжить литовскую линию нашего нашего разговора, то, насколько мне известно, Вы любитель творчества еще одного литовца — театрального режиссера Римаса Туминаса...

- Да, я видел все его спектакли! Я думаю, что Римас — это наша гордость, поскольку он к тому же руководит театром, который является моим "альма матер", я же "щукинец". И за многие годы вахтанговского безвременья, все должны быть благодарны, что он на это решился, и все так совпало. Потому что он снова поднял этот театр на уровень, достойный Вахтанговского театра, это невероятно изысканный, изобретательный театр, и без всякого преувеличения можно сказать, что это главное театральное событие Москвы в последние годы.

Мы с Римасом достаточно хорошо знакомы и дружны, и единственная претензия у меня к нему такая: я не понимаю, как он может делать хорошие спектакли без Ярмольника? (смеется)

- Давайте перейдем к вашей крупнейшей за последнее время работе в фильме Алексея Германа "Трудно быть богом". Мне очень понравилось Ваше замечание о том, что этот режиссер снимал в трагических ролях мастеров комедии — Андрея Миронова, Юрия Никулина, Вас...

Фильм "Трудно быть богом"

- А также Ролана Быкова... Он всю жизнь снимал клоунов. Я себя тоже по большей части считал более или мене состоявшимся клоуном, и когда он предложил мне попробоваться, я сразу подумал, что наверное это или какая-то ошибка, или заблуждение, или издевательство.

Как это так? Я, клоун, и работать с таким серьезным классиком? Но постепенно я понял — действительно, он всегда выбирал артистов, в которых народ был влюблен за комедийные роли, и делал из этих комедийных артистов шекспировских шутов, давал им самые трагические роли. На самом деле в жизни так и бывает. Но я это понял не сразу и, естественно, многолетняя работа у Алексея Юрьевича сама по себе ответила мне на этот вопрос.

Ему нужно было, чтобы человек по сути был ироничным, а комедию играть там не надо, там всегда надо играть себя самого.

Я всегда говорю, что до Германа я учился, и меня учили кого-то играть, а Герман как раз отучивал меня играть и отучил. И я считаю, что в этом смысле, конечно, Герман — это другая планета. Ему не нужно было, чтобы артист корчил рожи, веселил, изображал и обманывал, главное достоинство Германа, и это уже вошло в привычку у других режиссеров - когда актер без грима, когда актер как человек попадает в предлагаемые обстоятельства и интереснее и натуральнее всего — это собственная реакция человека на обстоятельства: вот это Леня Ярмольник в условиях Руматы в фильме Германа в средневековье. И нужно было только верить в то, в чем ты оказался.

Если твой организм правильно отвечал на поставленную задачу, он был счастлив, если ты начинал врать, он начинал с тобой работать и объяснять, почему ты играешь не так.

- Репетиции ведь шли долго и мучительно?

- Это вообще все было долго и мучительно. Я вам дальше больше скажу. Сначала я хотел, чтобы фильм был снят за 2-3 года, мечтал о премьере, чтобы все оценили мою работу у Германа. Такое чисто актерское тщеславие. А потом, спустя несколько лет, я подумал, что мне уже все равно, когда фильм выйдет.

А самое удивительное, что когда мы фильм закончили, мне было ужасно жалко, что он закончился, потому что закончился процесс общения. И в какой-то момент я уже сказал, что я уже вообще не хочу, чтобы картина выходила, я хочу, чтобы мы над ней работали всегда.

- А сама эта история для Вас что - путешествие в Арканар, в Средневековье, в рамках какого-то географического понятия, или отчасти духовное погружение в себя — в собственные мрак, грязь и собственное средневековье?

- Ответ на этот вопрос очень простой. Это скорее не географическое путешествие, а историческое, и это про всю цивилизацию, вне зависимости от того, Америка это, Англия или Африка, все равно.

Всю жизнь люди боролись за деньги, за власть разными доступными способами, и всегда были идиоты, которые борются с теми, кто борется за власть, каковым и является Румата. И ужас этого произведения заключается в той транскрипции, которую сделал Герман, что по всей вероятности, какими бы мы ни были оптимистами, это безнадежно.

Сравнивать нельзя, но у Михаила Жванецкого есть замечательная шутка: "Что с человеком ни делай, он все равно упорно ползет на кладбище". Это из той же серии, только более глобально. Что с человечеством ни делай, оно все равно само себя уничтожает и с каждым годом делает это все стремительнее, потому что изменились средства связи и способы уничтожения человечества.

- А в себя заглянуть не страшно?

- В себя не страшно заглянуть, пародоксально другое - что благодаря легенде, созданной авторами, Румата — это человек, которого нельзя убить, он невероятный мастер боевых искусств, и потом у этого человека есть машинка, которая может делать золото, которым можно покрыть всю землю...

И вот вывод такой, что даже обладая бессмертием и невероятным, неограниченным количеством денег, этот мир все равно переделать нельзя. Вот в чем ужас. И если в этом смысле заглянуть, если не в себя, то в обстоятельства, то конечно — это страшно, но от этого все равно не переводятся бессребреники и герои на этой земле. Все равно есть люди, которые жизнь кладут за то, чтобы добро победило зло.

- Леонид, ведь был момент, когда Вы занимались общественной деятельностью и даже политикой... Что-то сейчас делаете?

- От политики я совсем отошел. И надо сказать, что я никогда не занимался политикой, я всегда занимался только своим делом, своей профессией и надеюсь, что в своей профессии сделал больше полезного, чем многие политики.

Был в моей жизни эксперимент, но это было связано только с Михаилом Дмитриевичем Прохоровым, когда была создана партия "Гражданская платформа".

Михаил Прохоров

Я очень уважаю и люблю этого человека. Его порядочность, верность данному слову и невероятное количество идей и людей, которые создавали центральное ядро нашей партии — это очень талантливые люди во многих областях. И в области медицины, и в судебной системе, и в религии, и в искусстве. И мне это очень много дало, когда мы все этим занимались. Я это делал ради Михаила, он убедил меня, что нельзя ничего не делать, и действительно появлялась надежда, что есть альтернативная точка зрения, есть альтернативные способы перестройки государства, но как-то не доросли мы еще до этого — эту партию съели. Съесть такую партию несложно, если такая команда есть.

С тех пор я никогда не занимался и уже не буду заниматься политикой. И занимаюсь опять-таки только своим делом. Занимаюсь продюсерством, актерством.

И еще помогаю бездомным животным, много лет являюсь председателем попечительского совета. Делаем мы много хорошего, чтобы сделать Россию цивилизованной в этом смысле страной, но пока что сильно хвастаться нашими успехами не приходится, потому что у нас не хватает законов, где догхантер, например, ответил бы за убийство собаки. Просто у нас не приняты законы. Я борюсь за это уже несколько лет, но пока хвастаться нечем.

- И последний вопрос — о новом фильме об эпидемии холеры в Одессе в 70-е годы, который Вы планируете снимать с Валерием Тодоровским...

- Валера не любит, когда мы наперед что-то обещаем, но я могу сказать, что мы три года занимаемся этим проектом, три года писался сценарий, который, слава богу, готов.

Это счастье моей жизни, потому что мы с Валерой много лет работаем вместе, об этом сценарии он мечтал. У него были две большие мечты — это "Стиляги" и "Холера". Хотя фильм, наверное, не будет так называться, "Холера" - это рабочее название, называться он, наверное, будет "Одесса", и если исторические обстоятельства не помешают, то я надеюсь, следующим летом мы будем снимать это кино.

Я готовлюсь к этой работе и как продюсер, и как актер, там есть очень хорошая роль. Уже начинаю заниматься поиском средств и надеюсь, что нам ничего не помешает. И да, это счастье, когда ты знаешь, что завтра есть что делать.

- Спасибо за беседу.

Источник
Темы
Строго запрещено копировать и распространять информацию, представленную на DELFI.lt, в электронных и традиционных СМИ в любом виде без официального разрешения, а если разрешение получено, необходимо указать источник – Delfi.
ru.DELFI.lt
Оставить комментарий Читать комментарии (85)
Поделиться
Комментарии