«Лаба», – приветствуют нас жители Гирей.
Понять речь местных крестьян неискушённому в литовском языке человеку невозможно. Белорусское ухо может разобрать только русский мат, которым сельчане щедро пересыпают свою речь.
На кладбище в Гирях есть старая деревянная часовня. На религиозные праздники сюда приезжает ксёндз из Гервят. Службы, естественно, по-литовски. Как ни стараюсь, но не могу найти на надмогильных плитах ни одной славянской фамилии. Абсолютно нет и надписей на кириллице.
Замечаю, что возле одной из могил усердствует мужчина лет пятидесяти. Подхожу, чтобы начать разговор. Моего собеседника зовут Йозас Петрикас (в советском паспорте его имя писали как Иосиф Петрик), он местный, но уже 30 лет живет в Вильнюсе, работает сварщиком.
Йозас говорит, что абсолютно все его одноклассники теперь живут в Литве. Это и не удивляет, два раза в день через Гири проходит автобус из Вильнюса. Билет стоит всего около 10 литов. Рейс в деревню соотечественников дотируется правительством Литвы из специального фонда.
Петрикас ездит к старенькой матери практически каждые выходные. Из Остовца ни одного автобусного маршрута до Гирей не ходит, что тогда говорить про Минск. «Совсем вы, белорусы, о нас не беспокоитесь», – не без упрека в голосе говорит Йозас. Чувствуется, что мой собеседник все время разделяет «нас» (литовцев) от «вас» (белорусов). Не это ли обстоятельство и дало возможность литовским населенным пунктам не исчезнуть среди многочисленных белорусских деревень.
Петрикас с нами разговаривает на хорошем русском языке, дома – только по-литовски. Его жена также из местных литовцев.
Он хвалит Лукашенко за то, что навел в стране порядок, и не может вспомнить фамилию литовского президента. Однако возвращаться в Беларусь он не собирается, потому что в «Литве перспектив больше».
«Какая разница, белорус ты или литовец? – говорит Петрикас. – Помню, что молодыми, когда приходили на танцы, часто дрались гергуны с гудами, но так же везде, а не только у нас».
Как ни обидно, но этот литовский островок в Гирях скоро исчезнет с карты Беларуси. Исчезнет не потому что ассимилируется, это уже не грозит Гирям, просто деревня катастрофически стареет. Уже теперь здесь осталось всего несколько десятков человек, через десятилетие может не остаться никого.
Такая же судьба ждет и совсем небольшие литовские деревни, типа Гелюнов и Гудеников, только, произойти это может гораздо быстрее.
Рымдюны
Что касается количества населения, то Рымдюны кажутся более перспективными. Здесь есть магазин, почта, ферма. Также – средняя школа. Она, кстати, литовская. Таких в Беларуси всего две, вторая находится в Пелясе (Вороновский район). Статус литовского имеет и рымдюнский детский сад.
В Рымдюнах очень аккуратные дома. Отличительная черта – практически все с верандами. Во дворах можно увидеть деревянные скульптуры медведей, которые в когтистых лапах крепко держат бочки с мёдом. Какая-то традиция или что? Практически возле каждого дома стоят машины с литовскими номерами. На выходные приехали дети…
В 2001 году в Рымдюнах был открыт Литовский культурно-образовательный центр. В строительстве и школы, и центра финансами помогла Литовская Республика. Самую большую помощь оказал первый посол Литвы в Беларуси Авгулис Альфонсас, который также родом из этих мест.
Останавливаем машину возле дома одного из самых старых жителей деревни – Ромуальда Рамойтя. Нас предупреждали, что у дедушки тяжелый характер, и он может не согласиться разговаривать с журналистами, но предостережения были излишними.
Господин Ромуальд сразу же изложил нам свою точку зрения относительно того, как литовцы оказались в границах сегодняшней Беларуси. «Раньше же здесь всегда Литва была, потом пришли поляки и забрали эти земли себе, начали учить, чтобы все было по-польски. В тридцатые годы пришли русские, забрали эти земли себе, начали учить, чтобы все было по-русски. Сейчас вот мы под Беларусью».
Свою жизненную философию Ромуальд Рамойть выкладывает на чистейшем белорусском языке, но с явным литовским акцентом. «Дома по-местному разговариваем. Не знаю, литовский это язык или нет, но что-то похожее. Нас белорусы и сегодня гергунами называют. Считают, что мы не говорим, а только «гергочем».
Жена Ромуальда Рамойтя, Мария, – белоруска. Она рассказывает, что семь лет не говорила по-литовски, потому что «стеснялась», но потом начала, так и разговаривает по сей день.
Спрашиваю, показывает ли здесь литовское телевиденье. Говорят, что да, но они его не смотрят. «Если только песни какие хорошие показывают, то смотрю, а так мне белорусского телевиденья хватает», – говорит Ромуальд Рамойть. Он также любит Лукашенко. Говорит, что всегда голосовал и будет голосовать за него. «У нас вся деревня за Лукашенко», – не без гордости говорит дедушка.
Дети Ромуальда и Марии Рамойть также живут в Вильнюсе. Родители говорят, что их отпрыски «устроены там по полной программе». У Рамойтей белорусские паспорта, только на предпоследней странице, рядом с уже просроченным штампом разрешения на выезд за границу, стоит другой штамп: «Национальность – литовец».
В последнее временя пенсионерам редко удается посетить Вильнюс. Чтобы сделать визу, нужно ехать в литовское консульство в Гродно, а это почти 300 километров, да еще и визу за день никто не сделает, в Минск ездить было бы гораздо удобнее и ближе. У некоторых жителей деревень есть два паспорта – и литовский, и белорусский.
Убедившись, что литовскость в Рымдюнах останется всерьез и надолго, решаем ехать в последний пункт нашего путешествия – Гервяты, крупнейшую из местных литовских деревень. Однако Рамойть нас сразу предупреждает, что особой литовскости в Гервятах мы не найдем. «Там уже пополам литовцев и остальных. Когда Чернобыль взорвался, то привезли туда каких-то украинцев. Теперь в эти агрогородки везут со всего мира», – говорит Ромуальд Рамойть.
Гервяты
Уже издалека хорошо видны шпили гервятского костела, одного из самых высоких в стране.
Костел Святой Троицы впечатляет своим видом. К тому же, летом храм просто утопает в зелени. Просто эдемский сад какой-то.
Практически сразу встречаем человека, который имеет отношение к этой красоте. Мужчину зовут Виктор Ёдко, он помогает местному ксендзу. Говорит, что практически все цветы и деревья посадил своими руками, никакого специального образования он не имеет, однако все прижилось, в том числе и некоторые экзотические виды растений.
Перед костелом раскинулась большая площадь, центральная в местечке, превращенная во французский сад со скульптурами. На газоне проложены аккуратные дорожки. По периметру площади расставлены скульптуры библейских апостолов. Внизу надписи на литовском языке «Piatrus», «Jakubu» и т.д. Скульптуры помогли приобрести также литовцы.
Виктор Ёдко говорит, что четыре раза в неделю в костеле проходят литовские службы. Сам Ёдко не литовец, но «хорошо научился понимать службы по-литовски».
Не литовец и ксёндз Леонид Нистюк. По происхождению отец Леонид белорус, но родился в Волгоградской области (Россия), служил на флоте. После ощутил призвание быть священником, учился в Каунасе, там и выучил литовский язык.
В костел я попал в тот момент, когда там проходило венчание. Молодые – Александр и Инна – белорусы, потому и обряд ксёндз служит… по-польски. Белорусских служб в Гервятах еще нет.
Пока идет венчание, выхожу на улицу. На костельном кладбище есть захоронения рода Домейко. Тех самых, из которых родом известный ученый Игнат Домейко.
Бабушка, которая наблюдала через забор за свадебным кортежем, признается, что не литовка и даже не знает литовского языка, хотя и прожила здесь всю жизнь. Литовцев в Гервятах осталось хорошо если треть, говорит. «Сами литовцы их язык не понимают», – смеется бабушка Ганна.
Правда, следующий мой собеседник оказывается все же литовцем. Его зовут Марианом, особого энтузиазма в разговоре не проявляет. На мой вопрос, есть ли в Гервятах какие-то литовские активисты, которые заботятся про старые традиции, дед отвечает: «Все мы здесь активисты». А потом советует ехать в Рымдюны, если на самом деле ищем литовскость, потому как в Гервятах мы ее уже не найдем.
На обыкновенной трасянке говорят в местном универсаме «Янтарный», что напротив костела.
И школы литовской здесь нет. Потому понемногу и ассимилируются, теряют национальные черты. Вместе с тем, практически все коренные сельчане продолжают записывать своих детей в паспортах именно литовцами, потому что видят для них перспективу только в соседней стране.
